– Спасибо, Николай Павлович! – смутилась девушка. – Но у меня двое детей и муж… инвалид второй группы.

– Он ведь в вашем лагере музработником был? – опережая вопросы руководства, спросила Марина Степановна.

– Да! Он играет почти на всех музыкальных инструментах. Он правда… очень талантливый! – подтвердила Надежда.

– Ну, вот и порешили. Я его в деле тоже видел! Считаю, что и вожатую нашли, и музработника! – подвел итог совещанию Николай Павлович.

– А подумать можно? До завтра? С мужем посоветоваться, – спросила Надя.

– Можно! До завтра, до десяти утра! – строго сказал Надежде Сухов, и девушка, попрощавшись, ушла.

– Вы тоже, Марина Степановна, свободны. Если Соколова завтра откажется, будем думать дальше. А ты, Константин, останься.

Николай Павлович, не зная, как начать разговор, немного нервничал. Но Константин Алексеевич спросил сам:

– Николай, а я всё-таки не понимаю своей роли в лагере. Кто я там? Плотник? Так мне осталось совсем немного: баню доделать… А потом-то что?

– Да, Костя! Потом ты там останешься. Я хочу, чтобы ты ко всему присматривался, принюхивался, приглядывался.

– И за кем мне приглядывать? – недоуменно пожав плечами, посмотрел на товарища Константин.

– За всем, Костя! За всем, что в лагере происходит. Да и без мужика с руками, с головой в лагере нельзя! Сам видишь, одни бабы.

Ольга Петровна поёрзала на стуле и решила, что пора и ей слово вставить:

– Константин Алексеевич, не кипятитесь. Николай Павлович дело говорит. Новый директор на завод приходит. Не сегодня, так завтра грядёт сокращение. И куда мы вас денем? А так – директор лагеря! А может всё еще и обойдётся. Самое главное, чтобы лагерь-то не закрыли… А то продадут с молотка, как «Гагаринец».

– Ну ладно, Костя, – с раздражением промолвил Сухов, – поезжай плотником, доделывай свою баню. Но… присматривайся….

– Не нравится мне всё это, Николай, не нравится!

***

Вечером, отработав две смены в детском саду, уставшая Надежда с трудом переступила порог квартиры. За ней плелась её шестилетняя толстощекая, кудрявая дочурка Шурочка. Надя по инерции расстегнула дочке пальто и стала раздеваться сама. Шурочка канючила и дергала мать за руку:

– Мам, ну мам! Можно погулять?

– Ну чего ты, в садике не нагулялась? Антон, ты где? – крикнула мать.

В прихожую, припрыгивая на одной ножке, влетел девятилетний сын Надежды, светловолосый, кудрявый, кареглазый, шустрый пацаненок.

– Сына, уроки сделал? – строго спросила мать.

– Мама, какие уроки? Я страдаю!

– Чего это? – сощурив глаза, с подозрением спросила сестренка.

– Спина болит…

– И что со спиной? Простудил, наверно? – отреагировала мать на очередную уловку сына.

– Нет, я так физкультурой сегодня занимался, что у меня все кости перемешались…

– Ну все ясно, опять мама с тобой до ночи уроки делать будет! – разозлилась на брата Шурочка и запустила в него сапожком.

– Папа не приходил? – спросила Надежда сына.

– Не-а!

Надежда прошла на кухню и загремела кастрюльками, доставая их из небольшого холодильника.

– Мама, что у нас сегодня на еду? – решила прояснить Шурочка.

– Макароны или суп с макаронами. На выбор! Спасибо Антону, что вчера такую огромную очередь выстоял. Руки вымыли?

Шурочка сползла со стула и побежала к раковине. Антон потер ладошки о рубашку и по-хозяйски, взяв деревянную дощечку, стал резать хлеб.

– Мне макароны с песочком… – заказала себе ужин Шура.

– А мне с солёным огурчиком. Мам, я сегодня талоны на мыло отоварил! И очередь занял на тетю Паню, тетю Свету со второго этажа и Киркину маму.

– Молодец! Сынок, а тебе спокойно продукты дают, не говорят, что ты маленький?