Странная парочка подошла к привокзальной площади, на которой как бусинки на ниточке мерцали ровными рядами коммерческие торговые ларьки. Практически из каждого доносился шансон, старающийся переорать соседский. Горожане и приезжие, одетые чуть побогаче скупали в них упаковками «сникерсы» и шампанское, а те что победнее – дешевую паленую водку и чупа-чупсы. Димка видел, что его нового товарища огорчает эта картина. Чтобы отвлечь пристальное внимание Макара от припаркованной на их пути иномарки, рядом с которой шумно матерились, гоготали и глушили из горлышка коньяк четверо молодых, бритых на голо мужчин в кожаных куртках, Димка громко спросил:
– Так ты чё, дядь Макар, хочешь меня в пожарники пристроить? – Макар остановился и дал ему легкий подзатыльник.
– Ты, что! Не вздумай такое ляпнуть при Тушиле! «Пожарник» – это жук такой, еще так называют тех, кто устраивает пожары, а те, кто их тушит-это пожарные! Улавливаешь разницу?
– Угу, – буркнул тот и прибавил шаг.
Они подошли к железнодорожному мосту.
– Нам туда! Сказал Макар и кивнул наверх. Они начали медленно подниматься по обледеневшим ступенькам. На мосту народу прибавилось. Люди спешили в оба конца, все торопились встречать Новый год. К шуму, разговаривающих между собой людей, добавился голос диктора вокзала, каждую минуту объявляющих прибытие, стоянку и отправление электричек и поездов дальнего следования, да протяжные сигналы товарняков. Димка надвинул на уши свою замызганную вязанную шапочку и поднял воротник из искусственного меха, но продолжал шагать, стараясь не отставать от Макара. Тот заметил, как ежится от холодного ветра парнишка, оказавшись на вершине моста, на ходу размотал свой шерстяной красный шарф и накрутил на Димкину шею.
– Да, не надо, дядя Макар! – попытался сопротивляться парнишка. Но, тот его не слышал. Шум вокзала и запах дизельного топлива всегда действовал на него магическим образом. Несмотря на то, что было нереально посчитать, сколько раз он проходил по этому мосту за всю жизнь, всегда, как только случалось это необыкновенное сочетание звуков и запахов, у него моментально начинало сосать под ложечкой. И теплые воспоминания детства, хотя бы на миг, да вытесняли все текущие мысли из его головы. В такие минуты он всегда вспоминал, как они с Егором, будучи малолетками, любили положить на рельсы крышку от газировки или копеечную монетку перед проходящим поездом, а потом долго рассматривали их, обжигая пальцы о раскаленный металл. Или как, на перегонки перебегали этот мост и неслись к нему домой, быстро преодолевая ступеньки на пятый этаж. А в подъезде уже пахло оладышками, которые пекла для них его, ещё живая мама.
Мост закончился, и около автобусной остановки толпа рассосалась. Они прошли еще метров сто по широкой тропинке и вышли к шоссе. На право от него возвышались новые многоэтажки, их дворы хорошо освещались множеством фонарей, но Макар повернул на лево и сбавил шаг. Перед ними начинался небольшой жилой сектор со старыми частными домами, который в народе назывался «Порт».
Димка остановился. На этом конце фонарей почти не было, и он с опаской сказал:
– Дак, за какую работу ты говорил? Макар увидел его испуганный взгляд и, не останавливаясь ответил:
– Понимаешь, Егор всю жизнь прожил со своей матерью. На первый взгляд, старушка – «божий одуванчик», но это женщина с тяжелой судьбой и очень сложным характером. Октябрина Аркадьевна родилась в год революции, поэтому и носит почти восемьдесят лет, это странное имя. Ее отец был известным архитектором из династии Ильинских, мать тоже родом из дворян. До революции они сочувствовали белогвардейцам, а после рождения Октябрины, полностью признали власть советов. Но даже то, что они назвали свою единственную дочь в честь революции, не спасло их от репрессий в 37-м году. Её отца расстреляли, как врага народа, а мать провела в лагерях десять лет без права переписки, когда же вернулась, то прожила меньше года и умерла на ее руках. Октябрина тоже закончила архитектурный институт, вышла замуж за однокурсника, но фамилию не сменила, вступила в партию и всю жизнь была ярой коммунисткой. Во время войны, она возглавляла горком партии, затем выступала за достойную бедность и отрицала все блага жизни и привилегии. Такого напора сначала не выдержал ее муж, и Егор рос без отца, а потом и сноха. Когда же рухнул Советский союз, а вместе с ним и все принципы, которые она пропагандировала более пятидесяти лет, старушку прихватил инсульт. Сейчас Егор вынужден ухаживать за ней. Ни одна сиделка не задерживается в их доме более трёх месяцев. Вот и последняя – сбежала за неделю до праздников. Егор, в очередной раз, попросил меня помочь найти для нее сиделку. Так как боится оставлять мать без присмотра, пока он целыми днями на работе. Поэтому, дружочек, ты нас очень выручишь, если присмотришь за Октябриной. Опыт у тебя есть. Поживешь пока с ними, дом у них большой – места всем хватит. А я, в свою очередь, за это время помогу выправить твои документы.