Сидящая до этого на узкой застеленной одеялом кушетке женщина тут же вскочила и присела в реверансе:

– Я рада вас видеть, Ваше Святейшество, добрый вечер.

Одета она теперь была в строгое серое монашеское платье с капюшоном, а волосы подвязаны тёмной атласной лентой.

– Неплохо выглядишь, Марта, – окинув взглядом её фигуру, проронил он.

– Благодарю, – на её лице расцвела улыбка, а воздух вокруг дрогнул от излучаемого ею позитива.

– Как тебе здесь? Проблемы или просьбы есть какие-то?

– Всё замечательно. Спасибо. Просьб и проблем нет, – улыбнулась она вновь.

– Ты, кстати, ела сегодня?

– Нет, – едва заметно качнула головой она.

– И Илиас тебе сегодня еды не предлагал?

– Нет, – вновь качнула она головой.

– Тогда почему не жалуешься на него и не просишь?

– Я не голодна, а ему не до меня, видно, было. Кто я такая, чтобы ему помнить обо мне? – она, лукаво улыбаясь, игриво повела плечами.

– Я ему приказал о тебе помнить. Поэтому должен был не забыть.

– Не сердитесь на него, Ваше Святейшество. У него явно и без меня забот хватает. Да и не случилось со мной ничего без еды, поголодать порой полезно, голод – он фигуру женскую улучшает. Вы же сами сказали, что я неплохо выгляжу, возможно, и из-за этого тоже, – не переставая улыбаться, она наигранно покрутилась перед ним, поведя руками по своей талии и бёдрам.

Это вышло у неё столь эффектно и игриво, что Эрбил не смог сдержать улыбки:

– Ты похожа на озорного ребёнка, Марта. Тебе лет-то сколько?

– Ой, Ваше Святейшество, – не менее наигранно она упала перед ним на колени и заломила руки, – не спрашивайте меня об этом, пожалуйста, мне очень много лет, настолько много, что озвучить эту цифру я не могу… Она меня просто убьёт. Я хочу, согласно заповедям, остаться ребёнком в душе.

Эрбил смотрел на неё и недоумевал: почему он терпит это её явное паясничанье и отчего у него нет желания прикрикнуть на неё, чтобы прекратила? Всё дело в горящих радостью глазах или в этом окутывающем её со всех сторон позитиве? И сам себе тут же ответил, что боится ненароком разрушить это транслируемое ею радостное очарование, чтобы она не превратилась, как и сегодня днём, в печальную и сломленную женщину.

– Хорошо, хорошо, Марта, я не буду спрашивать о твоём возрасте, – с усмешкой проговорил он и достаточно лояльным тоном продолжил: – Если так тебе хочется, оставайся ребёнком, только веди себя прилично, ты всё же не на рыночной площади представление устраиваешь.

Она осеклась моментально. Из глаз пропал искромётный блеск и задор, плечи дрогнули и опустились, и она склонила голову:

– Извините, Ваше Святейшество, больше подобное не повторится.

– Ты обиделась? – озадаченно поинтересовался он.

– Нет-нет, что вы! Я лишь поняла недозволительность своего поведения. Я и правда выросла на рынке и, если честно, не понимаю, что на меня нашло, что я решилась так себя с вами повести… Мне почему-то с вами стало очень легко и радостно, внутри прям всё пело. Но этого больше не повторится. Обещаю.

Поняв, что всё же вновь ненароком разрушил её настрой, способный дарить позитив, Эрбил ободряюще потрепал её по плечу, пытаясь сгладить допущенную ошибку:

– Успокойся, ты ничего недозволительного не сделала, напротив, можешь продолжать так себя вести, особенно без свидетелей. Мне понравилось.

– Правда? – она вскинула на него свой лучистый взгляд, и он в нём мгновенно утонул.

Нервно сглотнул, с трудом отвёл глаза и, протянув руку, хрипло проговорил:

– Правда. Пойдём, со мной вечернюю трапезу разделишь, раз не ела ещё сегодня.

Она осторожно обхватила его ладонь своими руками и медленно поднялась с пола, чувственно выдохнув: