Их всех хочу я приласкать,
За плечи взять, склониться низко
И что-то теплое сказать.
Мне дорога их одинокость,
Картинность неуклюжих слов,
В них часты свежесть и глубокость
И отпечаток детских снов.
12 ноября 1916

«Кто в театре плачет жалко…»

Кто в театре плачет жалко,
Кто мечтает над стихами,
У кого висит «лошадка»
В светлой зале в пестрой раме,
Тот счастливей, лучше, проще
Пропитавшихся Бердслеем,
Слабых жизнью, чувством тощих,
Тех, кто скукою лелеем.
Не вернут большого чувства
Лживо-греческие тирсы.
Лишь тому – как луч искусство,
Кто гореть не разучился.
11 декабря 1916

«Я – глубокий, страдавший и взрослый…»

Я – глубокий, страдавший и взрослый
Пред тобой, как ребенок, стою.
И рассудка ослабшие весла
Не удержат желаний ладью.
Я, боровший тоску в поединке,
О мирской размышлявший судьбе, —
Не смешно ли? – я с брюк все пылинки
Отряхнул, собираясь к тебе.
1916

«Силуэтно лиловится купол…»

Силуэтно лиловится купол
На оранжевой дымке восхода…
Грузовик с перебоем прохлюпал,
Прогнусавил гудок у завода.
Дует ветер, болезненно-знобкий,
Пробирается льдинкой за ворот.
Неохотно, медлительно, робко
Просыпается утренний город.
1916

Осень

Скука-мука, скука-жалость
В душу втиснулась тайком,
Присосалась, влипла, вжалась
Гнойно-ноющим комком…
Нет минут простых, хороших,
Ум от дум усталым стал.
Кто-то серенький, в калошах,
Сны о счастье растоптал.
1916

«Рожь да небо. Ветра взмахи…»

Рожь да небо. Ветра взмахи
Зашуршали вдоль хлебов,
Вздули парусом рубахи
У прохожих мужиков,
Заклубили пыль, как пряжу,
Унеслись за дальний лес…
А у края тучи мажут
Бирюзовый луч небес.
Ниже ласточки-повесы
Чертят по полю крылом…
И раскатисто за лесом
Пробасил далекий гром.
Стало в воздухе сырее, —
Как бы вдруг не полило!..
Дальним пятнышком сереет
Одноцветное село.
1916

«Вместо лавра пахучие елки…»

Вместо лавра пахучие елки
Ты мне в волосы мягко вплела
И в тепло шелестящего шелка
Мою голову тихо взяла.
Трепетали струистой улыбкой
Осиянные лучики глаз,
И на сердце огнисто и зыбко
Бесконечная радость вилась.
Что-то пело в душистом эфире,
И лучился незримый стихарь…
В серой комнатке три на четыре
Я вчера был увенчан, как царь.
1916

Homo sum

[1]

Сложив учебники на полку
(К чертям плоды высоких дум!),
Брожу без цели и без толку.
Не будьте строги: homo sum!
Внизу – земля весной объята,
Вверху – пустой простор небес,
А посреди идет куда-то
Весною тронутый балбес.
Сегодня шел под ручку с милой,
Был от любви в душе самум.
Поцеловал – она бранила,
Я защищался: homo sum!
Как управитель без хозяев,
Забросив к черту едкий ум,
Иду с толпою шелопаев,
Не удивляйтесь: homo sum!
1916

«Пролетели крылатые святки…»

Пролетели крылатые святки
С беспрерывным мерцаньем огней,
С учащенным житьем без оглядки,
С вереницею новых людей.
Тело скучно сковала усталость.
Все, что было, в душе словно груз.
Только нежная память осталась
О сиянье бубенчатых бус.
Заслезилось окно втихомолку,
День плетется ленивым шажком,
На дворе – побуревшая елка
С одиноко забытым флажком.
1916

«Сквозь решетку из черных квадратиков…»

Сквозь решетку из черных квадратиков
У казарм в разноцветных платках
Смотрят бабы, как учат солдатиков,
Уцепившись за прутья кой-как.
«Взвейтесь, соколы, орлами!» —
Лихо кличут тенора.
Снег звенит под сапогами,
Звонко катится «ура!»…
Но не верят ни песни, ни лихости
Эти бабы с душою ребят,
И в унылой и стынущей тихости
Лица грустны и веки дрожат.
1916

«За стенкой ветер неистов…»

За стенкой ветер неистов,
Снег скребет стекло,
А в комнате – чай душистый,
Все светло и тепло.
Умолкла дневная шумиха,
Вьюга – озноб и дрожь.
На сердце ясно и тихо,
Вечер беззвучный хорош.
День прошел – не увидел.
День за делом – что час.
Никого ничем не обидел —
И вот хорошо сейчас.