***

– Расскажи, пожалуйста, о вашем классе, с кем мой сын сдружился… – допытывалась мама, наконец добравшись до кого-то из новой школы. Офелию можно было смело назвать ее жертвой, которую собирались долго и мучительно пытать. Они с парнем сидели друг на против друга, девушка очевидно смущалась, все время поправляла волосы, свитер, опускала глаза и время от времени украдкой бросала на него любопытные взгляды, наивно полагая, что он это не заметит.

– Или против кого, – ядовито продолжил он фразу Татьяны Львовны, прожигая девушку взглядом. Она определённо другая, какая-то решительная стала, хотя отчаянная больше подойдёт. Ее постоянное внимание к нему в тот вечер заставляло его теряться под ее зоркими кошачьими глазами. Или тонуть? Внезапно ему захотелось посидеть спокойно и не трогать ее более и просто понаблюдать за всем этим спектаклем.

– С коммуникабельностью у вашего сына нет проблем, – угождала она матери, – а если и возникают с кем-то недопонимания, я уверяю, на то у него есть очень веские причины, – теперь она смотрела прямо ему в глаза, – просто так он никогда не обидит, – что-то внутри него жалобно кольнуло и он, обессилев, опустил глаза, а чтобы не выдавать себя, глотнул чаю.

– Да-а, это так. С детства он был хорошим мальчиком, – с грустью в голосе заметила мама, отдавшись тёплым воспоминанием о годах юности и тогда ещё послушных детях, – Даже мышь не мог никогда обидеть, – на это Никита вскочил с места, решив поскорее покончить с бессмысленной болтовнёй.

– Пойдём, нужно написать эссе, – безразлично бросил он и, не дожидаясь ответа, пошёл прочь.

Он ушёл к себе в спальню, а девушка, без тени смущения, не раздумывая, следовала за ним, что снова привело его в изумление. Неужели она и вправду не такая примерная, как он все время утверждал, чтобы насолить ей? Её ни капли не насторожило, что будет она заниматься наедине с парнем в его спальне. Странно все это было для него, но что заинтересовало, это однозначно.

Никита включил ноутбук и сел за своё кресло, после с любопытством принялся изучать армянку, все ещё не до конца осознавая, как она оказалась у него дома, а непосредственно в его комнате. Она также с нескрываемым интересом изучала его пристанище и убежище от внешнего мира. Наконец-то и она посмотрела на него и, тут же отведя взгляд, вежливо сказала:

– Мило тут у тебя, – на это он ничего не ответил и отвернулся к монитору, а она глубоко вздохнув спросила:

– Ну что, давай приступим? Ты мне предложишь сесть?

Он медленно повернулся обратно и с коварной улыбкой кивнул в сторону кресла-мешка чёрного цвета, отлично подходящего к тёмным тонам его комнаты. Кресло стояло у огромной металлической кровати и его внушительный размер уже пугал, а судя по ее выражению лица, можно было определить, что ничего тяжелее двухтомника «Война и мир» она не держала. Но странности с ее стороны не переставали происходить и она, не проронив ни слова, уверенно пошла к креслу и принялась его поднимать. Парень не на шутку испугался, ему показалось, что она себе сейчас порвёт внутренние связки спины или, чего хуже, нанесёт вред позвоночнику. Он тут же вскочил, оттолкнув ее так резко, что она упала.

– Ты совсем чокнутая? – закричал на неё Никита.

– Ты же сам хотел полюбоваться на это, – с жаром и обидой произнесла она.

– Иди сядь на мое место, дура, – тихо сказал он.

Спустя какое-то время они сидели в абсолютно тягостной и давящей тишине, она оглушала и невозмутимо тянулась вечность. Он сидел в телефоне, стараясь делать вид, что ему нет никакого дела до неё, и помогать писать он не собирается. Парень согнул ногу в колене и положил ее на другую, изображая уверенность и самодостаточность. Она тоже молчала, что-то писала продолжительное время, останавливалась, смотрела в одну точку и далее продолжила писать. Время от времени она переводила на него выразительный и задумчивый взгляд, отчего ему приходилось замирать и напрягаться.