Сердце Отчизны Софья Шиль

© Т.П. Лённгрен, 2020

© Из-во им. Сабашниковых, 2020

Имя яркой представительницы русской интеллигенции начала ХХ века Софьи Николаевны Шиль (13.9.1863 – 18.6.1928, псевдоандронимы Сергей Орловский, Орловский С., Орловский Сергей, С.О.) известно немногим даже среди специалистов в области русской литературы рубежа веков, поскольку наиболее значимая часть ее литературного наследия хранилась в архивах и была издана совсем недавно[1]. Неопубликованным оставалось последнее произведение, лирические картины «Сердце Отчизны». Рукопись этой книги, за исключением оглавления, никто никогда не видел. Благодаря собственноручной записи С.Н. Шиль, сохранившейся в двух архивных документах[2], библиографам писательницы было известно, что эта рукопись находится в Норвегии, в Кристиании[3], в университете или у профессора Брока[4].

Попытки исследователей отыскать рукопись книги «Сердце отчизны» в московских архивах успехом не увенчались[5], но четыре года назад я нашла эту рукопись в Норвежской национальной библиотеке в Осло среди неописанных материалов личного архива Олафа Брока. Это тетрадь объемом в 67+2 листа (138 страниц), без обложки, составлена из листов из разных тетрадей, некоторые листы выпадают. Рукопись чистовая, с незначительными вставками, поправками и корректорской нумерацией листов красным карандашом в верхнем углу каждого листа. Состав рукописи соответствует оглавлению в «Описи рукописей Софьи Николаевны Шиль», хранящейся в Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки Московского государственного университета[6]. Сопоставление почерка в найденной рукописи с имеющимися образцами почерка С.Н. Шиль не оставляет сомнения, что «Сердце отчизны» является ее автографом.

О том, когда и как эта рукопись оказалась в Норвегии, сообщается в записке профессора Брока, написанной по-норвежски и вложенной в конверт с рукописью: «Этот пакет был доставлен мне из Москвы послом Якхельном[7] в начале сентября 1924 года. Он получил его от Софьи Николаевны Шиль (Царицынская, 47, кв. 10 в Москве, как записано в моей адресной книжке) и пообещал доставить его мне. Госпожа Шиль была очень больна и не надеялась жить долго, но очень хотела сохранить свою рукопись, написанную в Крыму, во всяком случае, старалась. Принимая во внимание безопасность сестры[8] (и других “сестер”), рукопись должна находиться у меня до тех пор, пока в России не наступит такое время, что можно будет разыскать наследников и вернуть рукопись, или возможно передать тому, кто будет заинтересован это издать. В таком случае сестра (или другой родственник?) должны получить то, что им причитается. Якхельн должен сообщить необходимые сведения, если меня не станет. Олаф Брок. 26.9.1924».

Вместе с этой находкой возник закономерный вопрос: почему Софья Николаевна такую большую для нее ценность передала именно норвежцу Броку? Для такого поступка человека нужно, во-первых, хорошо знать, и, во-вторых, полностью ему доверять.

Поскольку никаких сведений о знакомстве русской писательницы с норвежским профессором нет ни в библиографических справочниках[9], ни в специальных исследованиях[10] (фамилия Брок кое-где упоминается, но не более того), мне пришлось изучить личный архив С.Н. Шиль в ОРКиР НБ МГУ но и там не оказалось каких-либо документов, подтверждающих факт их знакомства (писем, открыток, воспоминаний и т. п.). И только в РГАЛИ удалось найти два письма Софьи Николаевны[11], адресованных П.Н. Сакулину[12], в которых она упоминает о письме, полученном от профессора Брока, но самих писем или открыток Брока, адресованных Шиль, в Москве до сих пор найти не удалось.

Более успешными оказались поиски в архиве Олафа Брока в Осло, где было отыскано три письма Софьи Николаевны, датированных 1915 годом, ее расписка о получении чека на сумму 287 норвежских крон и записка Марии Антоновны Хованец[13]. Кроме того, важные сведения о московской знакомой норвежского профессора были обнаружены в письме Брока к его русскому другу и коллеге академику Алексею Александровичу Шахматову[14], а также в двух письмах Якхельна, отправленных из Москвы в Осло в конце февраля и середине апреля 1924 года.

Шахматову Брок писал, что его знакомство с Софьей Николаевной состоялось в ходе переписки по делам об австрийских пленных[15], то есть примерно за десять лет до того, как пакет с рукописью был передан в Осло.

Как следует из приведенных ниже писем Шиль, хранящихся в архиве в Осло и впервые публикуемых здесь, а также из указанного выше письма Брока к Шахматову, в годы Первой мировой войны Софья Николаевна активно помогала австрийским военнопленным, среди которых был капитан Санцин, хорват, родственник профессора Игнатия Викентьевича Ягича[16]. Именно по поводу помощи этому военнопленному она обратилась к влиятельному в то время профессору П.Н. Сакулину и упомянула о просьбе профессора Брока ради И.В. Ягича похлопотать о Санцине.

Приведенные ниже письма Софьи Николаевны свидетельствуют о том, что она была лично знакома со многими представителями европейской академической элиты, находилась в курсе событий не только литературной, но и академической жизни Москвы, активно содействовала спасению военнопленных и способствовала поддержке научных контактов ученых России с их зарубежными коллегами.

В начале марта 1915 года она писала Броку: «Многоуважаемый профессор, шлю наши самые сердечные поздравления к светлому празднику. Надеюсь, что Ваша милая жена здорова и Вы тоже. Буду очень рада слышать от Вас в скором времени. Вашу просьбу могла исполнить только через американское консульство. Посылаю его ответ Вашему норвежскому приятелю. Я так люблю Вашу милую Норвегию, всегда рада сделать все, что могу, для норвежца.[17]

Если Вы будете писать к празднику нашей милой Станиславе Игнатьевне[18], пожалуйста, передайте старику Ягичу и всему профессорскому семейству наш сердечный поклон. Кстати, известите их, что Мурочка[19] пока выложила свои деньги на Санцина. Он ждет денег от своей жены на покупку летних вещей. Недавно получили от него письмо, он здоров и бодр.

Недавно мы видели профессора Щепкина[20], он Вам кланяется и любит Вас. Вы видите, сколько у Вас друзей в Москве. Мне кажется, что в будущем году Вы соберетесь в Россию, может быть, вместе с милой Dagny Christensen[21]. Дай Бог нам увидеться! Наша Москва такая прелесть, кто ни приезжал сюда из заграничных ученых, все к ней чувствовали симпатию. А если б Вы знали, как мы поэтично живем! У нас квартира с садом, соловьи прилетают в мае и поют всю ночь. Вблизи древний монастырь с башнями и крепостными белыми стенами[22]. Часы бьют мелодически, а колокольный звон представляет чудную симфонию. На кладбище монастыря две дорогие для русского сердца могилы: Чехова и Владимира Соловьева. Там всегда цветы. Теперь на Пасху в Москве будет прекрасная пасхальная служба всю ночь. Это величественнее, нежели в Риме.

До свиданья, многоуважаемый Олаф Иванович[23], мы Вам шлем наши лучшие пожелания! Ваша Софья Шиль».[24]

Получив это письмо с сообщением о том, что на Санцина были истрачены деньги М.А. Хованец, Брок немедленно отправил в Москву чек на возмещение необходимой суммы. В его архиве хранится расписка Софьи Николаевны: «Чек от профессора Олафа Ивановича Брока из Кристиании (Норвегия) на сумму сто шестьдесят восемь рублей 68 копеек (287 норвежских крон) получила 25 апреля 1915 года. Деньги будут отосланы господину Сацину при первой возможности».

Эта расписка, написанная на карточке, вложена в письмо Софьи Николаевны к Олафу Броку от 28 апреля 1915 года: «Многоуважаемый профессор, Ваш чек и Ваши две открытки получены, сердечное спасибо. Уже написано в Астрахань домохозяину Санцина, чтобы узнать, жив ли он, и не переехал в какое другое место. Деньги отошлем ему тотчас по получении известий из Астрахани. Мы очень беспокоимся, так как давно не имели о нем известий. Ваши хлопоты через академика Шахматова будут, вероятно, встречены им, как райская весть.

Надеюсь, что Вы получили от меня письмо с открыткой американского консульства, где сообщается адрес юного норвежца[25]. Другим путем разыскать его было невозможно. Надеюсь, что дед уже вошел с ним в сношение. Если я могу Вам помочь, с величайшим удовольствием приму на себя поручение.

Вчера я слышала, что весною собирается в Норвегию (значит, в Кристианию!) наш милый москвич, маститый профессор Веселовский[26]. Он думает поселиться в горах. Вы, вероятно, знакомы с ним. Он специалист по новой литературе, главным образом имеет труды по влиянию Запада на нашу литературу XIX века. Если Алексей Николаевич не передумает, то не будет ли у Вас, многоуважаемый Олаф Иванович, каких-нибудь поручений или пожеланий? Мы с радостью купим Вам, что Вам захочется, а Веселовский такой обаятельный, добрый человек, что не откажется захватить и привезти Вам, что Вы пожелаете. Может быть, Вы сами хотите непосредственно с ним списаться, но я думаю письма идут слишком долго, – он собирается в середине мая.

Пожалуйста, когда будете писать в Вену академику Ягичу и его семейству, передайте им наш дружеский и сердечный поклон. Как-то старик Ягич переживает эти печальные времена. Здоров ли он, краса всей славянской науки?