Что снова немного выбивало Олю из колеи.

Происходящее до сих пор воспринималось через какую-то искаженную призму. Никак не укладывалось в голове, не сводились концы с концами. Ситуация ухудшалась плохим самочувствием. Врачи диагностировали сотрясение мозга, сказали: строгий постельный режим.

Оле хотелось схватить Сашеньку и бежать дальше, куда глаза глядят.

Громов нахмурился, перевел взгляд с медсестры на Олю.

И этот взгляд…

Черт, у Ольги от него мурашки по коже начинали бегать! Никто на неё никогда так не смотрел, как Петр. Вроде бы на первый взгляд обычный мужчина. Высокий, широкоплечий, с военной выправкой, как говаривали в старые времена. Идеально ровная спина, разворот плеч. Видно, что мужчина много и регулярно занимается спортом, ни единого намека на жировые отложения. Это на первый взгляд. Более тщательно фигуру Громова она не рассматривала, да и не планировала этого делать.

Лицо… Тут тоже вроде бы ничего примечательного, но между тем Олю царапнуло. Жесткое, волевое. Высеченное невидимым скульптором – так принято писать в художественных произведениях про подобные лица. Широкий лоб, кустистые брови, нос с горбинкой – скорее всего, после перелома. Губы полнее средних. Подбородок квадратный, подчеркнутый дневной щетиной.

Если собрать все черты в кучу, то получается интересная картина.

Этакий мачо, любимец женщин.

Если бы не взгляд человека, который привык отдавать приказы.

По тому, что они прибыли в военный госпиталь, Оля поняла, что не ошиблась. Военных она не то чтобы не любила. Она к ним относилась ровно. Жизнь никогда не сталкивала её с представителями данной профессии, и девушка предпочла бы и дальше не иметь с ними ничего общего.

Военный госпиталь был выше её понимания. Как она здесь могла оказаться при других обстоятельствах? Да никак.

Это учреждение ассоциировалось у неё с ранеными бойцами, с кровью. Тут же всё было иначе.

Чистенько, стерильно. И во всем виделись деньги. Точно Оля находилась в коммерческой клинике, причем не для простых смертных.

Вчера ей было не до рассматриваний. Она находилась в полушоковом состоянии. Сначала дом, потом авария. Страх за дочку, за Сашеньку. Про себя она почти не думала. Врачи что-то ей говорили, спрашивали, Ольга отвечала на автомате, сама молила Бога, чтобы с дочкой ничего не случилось.

Как поняла – пронесло… Авария не нанесла повреждений Саше.

Обошлось…

Ночное обследование Оля так же не помнила. Её куда-то просили пройти, что-то с ней делали.

Боль в руке и во всем теле усиливалась. Ей вкололи обезболивающее, оно подействовало на некоторое время.

Когда её рука оказалась в гипсе, к Ольге подобралась тихая истерика. Если бы к тому времени Саша не уснула, сладко посапывая, то Оля рассмеялась бы в голос.

А что! Достойное завершение дня.

И главное! Нет, чтобы сломать левую руку. Надо такому случиться, чтобы пострадала именно ведущая правая рука.

И как Оля будет обслуживать себя?

Как она будет обслуживать Сашу…

Голова готова была взорваться от негативных мыслей, от терзающих душу вопросов, на которых у девушки не находилось ни одного вопроса.

Оля не заметила, как уснула. Утром возникло ощущение, что ей что-то вкололи, чтобы она поспала. Потому что в кроватке Саши она увидела бутылочку со смесью. Значит, приходила детская медсестра и покормила дочку.

Оля и не слышала.

От взгляда на роднульку сердце Оли разрывалось от тревоги и неопределенности. На глазах то и дело наворачивались слезы, но девушка держалась из последних сил. Жалеть себя – не время. Потом придут дни, когда она даст себе возможность порыдать всласть. А может, и не даст.