Шокированный взгляд Зефирки испепеляет меня заживо. Я готов к пощёчине, поэтому замираю, ожидая заслуженной реакции. Голубые глаза в панике мечутся, ища ответы в моих зрачках. Сена отступает назад, касается опухших губ кончиками пальцев и растерянно произносит:

– Л-ладно… я… я… – она пятится к машине, упираясь в неё спиной. – Поехали?

Думаю, она хотела сказать, что мой способ успокоить ее истерику сработал. Вот только кто теперь усмирит мое пульсирующее желание, стеснённое джинсами?

Я киваю, провожаю Сену взглядом, пока она не скрывается в салоне, и как только дверь со стороны пассажира захлопывается, отворачиваюсь, закрывая лицо ладонями.

Что я только что натворил? Решил проблему или распахнул врата преисподней?

Сена.

Всю дорогу до квартиры Курта меня колотит, как осиновый лист на ветру. Во-первых, меня никогда так не целовали: внезапно, страстно, по-взрослому. Во-вторых, меня никогда не целовал настоящий мужчина – единственный парень, с которым у меня было нечто похожее на отношения, остался в Москве, и его подростковые лобзания даже близко не стояли рядом с властной, всепоглощающей энергетикой Курта.

И в-третьих, я безумно жажду продолжения! Несмотря на все его попытки помочь мне, я не смею надеяться, что нравлюсь ему. Он всегда держится настолько профессионально, что уличить его хоть в какой-то симпатии ко мне просто невозможно. Но этот поцелуй… Небеса! Пусть это будет не просто приём для усмирения моей истерики, пусть он сделал это потому, что сам невыносимо этого хотел.

Приехав, мы расходимся по разным углам: он – в свою комнату, я – в ванную. Не проронив ни слова, мы будто супружеская пара, прожившая в браке целую вечность. Вот только наша молчаливость обусловлена не взаимным пониманием, а густой неловкостью. Мы всё ещё отходим от произошедшего десять минут назад, и никто из нас не осмеливается начать разговор, чтобы обсудить этот обжигающий инцидент.

– Я сделаю салат, а ты можешь начать изучать мой бизнес-план. Если будет что-то непонятно, спрашивай, а потом поедим, – выходя из комнаты, Курт с нарочитой непринуждённостью предлагает план действий.

– Да, давай, – покорно соглашаюсь я и усаживаюсь за высокий стол с ноутбуком.

Но все мои попытки сосредоточиться на проекте тщетны. Вместо букв я вижу перекатывающиеся под футболкой мускулы Максвелла. Ловлю себя на том, что украдкой разглядываю его при каждом удобном случае, когда он отворачивается.

– Как успехи?

– А? – я подскакиваю на месте, когда он, не поворачивая головы, задаёт вопрос, словно у него глаза на затылке. – А, э… не очень, если честно. Ни слова не понимаю, – признаюсь, в надежде, что он сейчас быстро всё объяснит, и я смогу поскорее сбежать отсюда.

Курт ставит большую тарелку с салатом на стол и садится напротив меня.

– Давай, – он разворачивает к себе мой ноутбук. – Где план работы?

– В свёрнутых… – еле ворочая языком, отвечаю я, околдованная его мужественностью и интеллектом. Он бывший спортсмен, а сейчас врач. Не представляю, что может быть притягательнее этого сочетания.

– Разложи нам салат на тарелки, пожалуйста, – просит он, не отрываясь от экрана компьютера.

– Да! – с энтузиазмом откликаюсь я и чуть ли не вприпрыжку направляюсь к столу с тарелками.

Находиться рядом с ним крайне сложно, и теперь у меня есть хотя бы несколько секунд для передышки. Зачем он это сделал? Судя по всему, он уже забыл о том, что всего полчаса назад целовался с кем-то, а у меня в животе бушует целый рой бабочек-гигантов – вот-вот они разорвут меня изнутри.

Разложив свежие овощи по тарелкам, я вновь возвращаюсь на свое место и начинаю есть.