‒ Но ты же его советник! Неужели нельзя повлиять хоть как-нибудь на его решения?

‒ Император невероятно глуп, самонадеян и честолюбив ‒ оттого глух к любым рекомендациям. Ведет себя словно малое дитя. Ты не представляешь, чего стоило уговорить его не поднимать налоги на виноделие и судопроизводство. Так бы мы не ограничились бунтами только в золотых мастерских.

‒ М-да, плохо дело, ‒ Дитар потёр шею смоченным в фонтане платком.

‒ Ты не представляешь, до какой степени! ‒ молодой советник все же взял себя в руки и, повернувшись к брату вполоборота, произнес. ‒ Все, что я могу сейчас сделать, это быть мудрым, чтобы смягчить неосмотрительные указы правителя. Все, что можешь ты, брат, это быть сильным, чтобы суметь выстоять на страже порядка.

С этими совами Рене покинул старшего брата в глубоких раздумьях. Дитар, как никто другой, понимал, что мятежа среди людей не миновать. Это было неизбежно. Народ голодал в то время как жизнь при дворе была сплошным праздником. Люди не так глупы, не так покорны, как думалось Адавалю, они все видят и понимают, их терпение и так длилось слишком долго.

Предпраздничное утро проходило в суматохе и нервотрепке. Ночью явились стражники и вытряхнули под бдительным оком Скорпа все содержимое наших повозок. Долго пришлось объяснять для чего нужны мои, весьма пугающего вида, приспособления и инструменты. Их даже собирались изъять, но Шаваро каким-то немыслимым образом, притопывая между стражниками деловитой квочкой в цветастом, как оперенье, платке, уговорила их этого не делать. И тут я могла бы поспорить, что не обошлось без ее чародейства. Гвен рассказывала, что старая цыганка умела очаровывать людей особым образом, глядя в глаза, поводя руками, но никогда не злоупотребляла этим.

Пока вся унизительная процедура не закончилась, одноглазый держатель площади мерзко улыбался, стоя со скрещенными на груди руками в сторонке. Понятное дело, последнее время люди шились по домам, поэтому те гроши, что он получал, не слишком удовлетворяли мерзавца. А тут ‒ такое представление!

‒ Говорят, в город вернулся Коско, ‒ хмуро пробурчала Игуми ‒ А они со Скорпом старые приятели.

‒ Кто это? ‒ сонно поинтересовалась я у женщины, похаживая замершими ступнями по сырой земле.

‒ Бывший фокусник нашей труппы, ‒ пояснила Гвен. ‒ Он ушел от, после смерти отца, переманив к себе практически весь состав артистов.

‒ Он неплохо обогатился за последнее время, ‒ стала дополнять рассказ Игуми. ‒ Понятное дело, с ним ушла большая половина народу.

‒ А почему ты не ушла с ним? ‒ вопрос сам вырвался, я даже не сообразила, зачем его задала.

Карлица спрятала взор и загрустила.

‒ Потому что здесь оставалась Шаво, ‒ тихо пояснила она. ‒ А она никогда не ошибается с выбором.

‒ Разве можно доверять картам или стеклянным шарам свою судьбу?

‒ Поверь, Джай! ‒ это затараторила Гвен. ‒ Шаво все видит, как надо. Ее карты еще ни разу не соврали.

‒ Гвен права! ‒ поддержала Игуми подругу. ‒ Если хочешь удостовериться, сама сходи к Шаваро ‒ она тебе сделает расклад. Можешь не верить, но со временем все сбывается.

Я полюбила своих новых друзей, полюбила наши представления и путешествия, но никогда не верила в то, что Шаваро говорит людям об их истинном прошлом и будущем чистую правду. Уж больно все это выглядело неправдоподобно ‒ чтение будущего по старым затертым картинкам или игры в гляделки с хрустальным шаром. Ладно еще картинки, но шар! Что там можно увидеть?

Но, получается, что Шаво прозревала в мутных глубинах нечто важное.

Кода страсти улеглись, и стражники отплёвываясь и грязно ругаясь поплелись в ближайшую харчевню, пришлось еще долго собирать пожитки и готовить их к представлению, отчищая от пыли, в которую их изгваздали бесцеремонные остолопы. Скорп предусмотрительно убрался вслед за ними, чтобы не отхватить оплеух от нашей разъяренной компании.