Дом полыхал. Это было видно еще за версту от городка, в котором мы жили. Оранжевое зарево взвилось в низкие облака погребальным костром. Гроза не смогла его потушить. Я явилась к тому моменту, когда сквозь дыры, образовавшиеся в кровле, стали прорываться огненные языки. Вокруг дома собралось много народу, впопыхах я не обратила на это внимание.

‒ Эй, куда рвешься?! ‒ крепкая рука меня остановила в тот момент, когда я, спешившись с лошади, устремилась к дому.

‒ Но это мой дом! ‒ возмутилась я.

‒ И что? ‒ речь женщины, державшей меня, была с сильным южным акцентом, а на голове у нее красовался интересный платок, украшенный словно монетками. Бабушка, помнится, называла их монистами. Значит, меня за руку держала старая цыганка. ‒ Неужели хочешь умереть раньше времени?

‒ Но там… были люди! ‒ рыдания сами собой вырвались из груди.

Женщина все же ослабила хватку, воспользовавшись этим моментом, я рванула к маленькому горящему дому. Из длинных теней от деревьев в саду вышли силуэты в, до боли знакомых мне, капюшонах. Я развернулась и, поскальзываясь на мокрой траве, рванула обратно к лошади.

Не добежала я несколько метров. Сильный удар сшиб меня с ног, последнее, что увидела перед глазами ‒ это довольное лицо Гакраса, замахивающегося ногой.

Последняя мысль, посетившая перед беспамятством ‒ это то, что Мадхеш был прав… не стоило идти за ним, но я не могла перерезать нить своего прошлого так легко, оказалось ‒ не могла.

‒ Ну что? ‒ опять это ненавистное лицо, неужели и после смерти оно будет преследовать меня. ‒ Пришла в себя?

Меня снова ощутимо похлопали по лицу. Нет, рука Крысы не имела жалости ‒ бил он от души. Из носа уже текла кровь, заливая прокопченную дымом рубашку.

‒ Думала, вот так легко сбежишь от нас? ‒ он достал свой платок и почти заботливо отёр окровавленную губу и саднящую щёку. ‒ Всегда была такой неумехой.

‒ Поэтому ты избивал меня до полусмерти? ‒ почувствовала, что правый глаз начинает заплывать, а я сама, связанная по рукам и ногам, сижу на стуле.

‒ Я желал сделать тебя сильной, ‒ усмехнулся Гакрас. ‒ Хотел, чтобы ты сумела достойно ответить.

О, да! Каждый раз, как только я пыталась это сделать, Крыса парировал мой удар, будто бы предугадывая, куда буду бить. С ним невозможно было справиться. Никак.

Потом Мадхеш объяснил, в чём была моя ошибка. Но в тот момент, когда Крыса заставлял с ним драться, сладить с эмоциями я не могла.

‒ Зачем я тебе? ‒ стараясь держать себя в руках, задала единственно важный вопрос. ‒ Я ведь больше не член клана, или тебя бесит то, что я ушла из клана недостаточно тобою покалеченной.

‒ Видишь ли, моя дорогая, ‒ заговорил мой враг. ‒ Ты никогда не задумывалась над тем, что уж слишком твоя внешность отличается от родовых черт членов нашего клана?

‒ Нет! Бабушка говорила, что золотистые волосы и зеленые глаза достались мне от матери.

Гакрас расхохотался, да так, что из его рта брызнула слюна. Он утёр рот тыльной стороной перчатки, хищно осклабившись.

‒ Дорогуша, а ты знаешь, кто твоя мать?

Меня неприятно кольнула мерзкая ирония в его голосе.

‒ Знаю, ‒ сквозь разбитые губы проговорила я.

Неприятно было осознавать, что я никогда не видела и не знала ее. Она умерла в родах.

‒ Старуха Гринт кормила тебя баснями, о якобы запретной любви между твоим папашей и аристократочкой, не так ли?

Я молчала, потому что все так и было. Частично.

На самом деле бабушка не рассказывала о невиданной красоте мамы, ограничиваясь просто общими фразами о том, каких кровей она была. Даже имени не называла. Это из общих описаний её черт стало казаться, что женщина, родившая меня на свет, была невиданной принцессой.