А потом я сделала последний шаг по направлению к Майклу. Он отступил назад, и я упала.

Снова.

Не глядя, он потянул меня за руку, и я присела на ближайший тренажер для тренировки внутренних мышц бедра.

– Если не хочешь вызывать у окружающих жалость – борись, – поставил диагноз он и сел на соседний тренажер, начиная качать руки.

Мне казалось, что я вся насквозь промокла, еще и плакала…я, наверное, выгляжу просто ужасно, и уже несколько минут не могу отдышаться. Но я шла. Я начала двигаться.

И как бы я ни ненавидела Майкла, он прав. Я все время жалею себя по жизни. Что в школе, когда я была неприметной овечкой, что с Домиником, который всегда готов был сдуть с меня пылинки. Пожалеть, помочь, поддержать. Только благодаря поддержке мужа я стала двигаться по направлению к своим мечтам, но это долго не приносило результатов.

Потому что я не целеустремленная. И я недостаточно боролась.

– Не хочешь сказать «спасибо»? – съязвил Майкл, потому что я просто молчала. Так сильно ушла в себя, что и забыла, что нахожусь здесь, а не в отчаянном одиночестве своей комнаты.

– Ты кричал на меня, – новая волна злости – не разрушительная, но ощутимая, одолела меня. Он качал мышцы, как ни в чем не бывало, и его лицо почти не напрягалось при движениях. Ему не больно? Или он настолько терпим к боли?

– Я кричал, потому что это был единственный путь расшевелить тебя, – без эмоций произнес он, продолжая заниматься.

Я немного оттаяла. Если бы не наше прошлое, я бы даже действительно была ему благодарна.

– Я не была настойчива, – я говорила, хотя, судя по тому, как он смотрел в одну точку, Майкл уже потерял ко мне интерес. Хотя еще пятнадцать минут назад он массировал мне ноги и бедра. —Потому что боюсь перемен. Когда я выйду из этой больницы…все изменится.

Не знаю, почему сказала все это Майклу. Что за чертовщина происходит каждый раз, когда мы вместе?

– Я не готова. Была не готова, – я будто сама с собой разговаривала. – А как ты оказался здесь? – выпалила я, и Майк наконец снова выстрелил в меня своими стальными глазами-пулями.

– Я подрался и сломал руку, – он вдруг моргнул, почти растеряно, и слегка отвел глаза в сторону.

Звучало как-то абсурдно, потому что его руки выглядели такими сильными. Когда он делал упражнения, его бицепсы в темных татуировках напрягались так, что казалось они вот-вот лопнут.

Трахаться и драться.

Я даже помнила, как тогда, в шестнадцать, нащупывала вены на его бицепсах и просто сходила с ума от прикосновения к ним.

– В этом отделении нет пациентов с такими травмами.

– Ты решила заняться анкетированием? – парировал он, намекая на то, чтобы я от него отстала. И правда. Как глупо было задавать ему этот вопрос.

– Действительно, – я потянулась к костылям и, приготовившись снова испытать килогерцы боли, поднялась на ноги. – А ты не изменился, совсем.

Он даже бровью не повел, и я направилась к двери, стараясь сильно не кряхтеть, несмотря на то, что в ногу будто шип вставили.

– А ты изменилась внешне, Мика. Судя по всему, твоя попка была накаченной до того, как ты попала сюда. Не то, что в школе.

К моим щекам будто прилепили перцовые пластырь – они пылали, как и мой стыд, пробудивший в душе старые воспоминания.

– Не забудь есть побольше белка, иначе потеряешь остатки былой роскоши, – хмыкнул он, мимолетом посмотрев на мои бедра в обтягивающих лосинах.

Я со злостью бросил майку на кровать, вспоминая о том, как прошел еще один мой день. С новым, черт возьми, сердцем. В больнице, где я от скуки уже начал общаться с этой неприметной крошкой, которая сходила с ума по мне в школе. Я прекрасно вспомнил о том, что между нами было.