– Я никому не лгал! – зло воскликнул Хонк. – Кто мог знать, что магия снова действует? Мир сам изменился, не я.

– С этим мы еще разберемся. Утром Дениз пришлет слуг – заберем все, – сказал Денаш.

– С чего вдруг? Это мое! – выкрикнул Хонк и рванулся к одному из ящиков. – Ты не смеешь, Денаш! Я рисковал своей головой!

– Это не твое, – отрезал Денаш.

Торговец выхватил из ящика странной формы кинжал с темным лезвием, что-то прошептал и бросился на него. Дениз вскрикнул, рванул поводья, пытаясь прикрыть отца конем, но было поздно – клинок глухо вошел в живот Денаша. Король с криком метнул в Хонка факел. Одежда торговца вспыхнула, он завопил, но вскоре лишь обугленный силуэт остался лежать возле ящиков.

– Отец! – закричал Дениз, беспомощно ерзая в седле. Он не мог даже сойти с лошади.

– Все в порядке, – прохрипел Денаш, прижимая рукав к ране. – Неглубоко… но слишком опасным был этот нож.

– Потерпи, мы скоро доберемся до замка.

– Нет. Сначала – это. Нужно все спрятать. Об этом никто не должен узнать. Беда будет, если найдут.

Они накрыли ящики брезентом, замаскировали вход. Магию, которая вернулась в их мир, нельзя было выпускать на волю.

Заполночь они покинули пещеру. Денаш омыл рану снегом – кровь почти остановилась. А Дениз, сжимая поводья, лишь надеялся, что успеют добраться до замка прежде, чем станет слишком поздно.

***

Элис так и не смогла постичь внутренний покой, который чувствовали все, приходя на мессы. Единственной ее радостью было ожидание следующей встречи с настоятелем.

Казалось, дни тянутся бесконечно, и вот наступила заветная среда. Элис ощущала внутренний трепет перед первой для нее репетицией хора. После обеда она в спешке надела черное платье, которое ей выдали еще утром, но Грэмс отправили мыть котлы на кухне, и она оставила чистую одежду, чтобы показаться отцу Филиппу в надлежащем виде.

Еще не войдя под арочный свод, Элис услышала ангельские голоса, и ей не верилось, что люди могут так петь. Настоятель широко улыбнулся при виде девушки, нелепо поклонившейся, и подозвал ее к себе.

– Я не слишком поздно? – спросила она и взглянула на девочек и мальчиков, которые были ненамного младше нее.

– Нет, мы только распевались, – ответил Филипп. – Ты готова?

– Вроде бы да.

Она растерянно теребила длинные рукава своего платья, пока настоятель не сделал пригласительный жест на высокий подъем, где только что стояли поющие дети.

– Тогда милости прошу. Можешь начинать петь, а мы послушаем.

– Любую песню?

– Да можешь петь все, что пожелаешь.

Элис начала вспоминать весь репертуар, что когда-либо слышала, но, как назло, ничего не приходило на ум.

«Любая песня. Хорошо». Она закрыла глаза и позволила своему голосу звучать:

Море нас тихо в объятьях качало,

Шепчут о странствиях ветры в ночи.

Сколько врагов на пути мы встречали,

Сколько нам встретится их впереди?

Будет ли ром литься рекой?

Будут ли бабы страстно ласкать?

Будет ли денег полный карман?

Или достанется нам умирать?

Снова чудовище нам повстречалось,

Но мы сумели его победить.

Только пробоины в судне остались,

Море желало всех нас потопить.

Будет ли ром литься рекой?

Будут ли бабы страстно ласкать?

Будет ли денег полный карман?

Или достанется нам умирать?

Ветер взревел, и взметнулись вверх волны,

Судно бросает как щепку вперед.

Смерть улыбнулась, костлявой ладонью

Нас этой ночью в пучину зовет.

Будет ли ром литься рекой?

Будут ли бабы страстно ласкать?

Будет ли денег полный карман?

Нет, только песней о нас вспоминать.

Когда она открыла глаза, то вмиг смутилась из-за смущенных перешептывающихся детей и строгого взгляда отца Филиппа. Вряд ли кому-то из них доводилось слышать пиратские баллады, которые полюбились Элис за то недолгое время, что она провела на «Морской Дьяволице».