Когда стемнело к ней даже зашла Виолетта – экономка и по совместительству мать Агнешки, и как догадывалась Катаржина, до сих пор любовница отца.

– Катаржина, голубушка, ну сходите, покушайте, – пролепетала она, теребя пальцами, унизанными безвкусными золотыми кольцами, край аляповатого платья. – Панде Зоя запекла на ужин утку и приготовила устричный салат. Пойдемте, Катаржина. Вкусно же, милая, ну пойдемте.

– Пошла вон! – отрезала Катаржина и вернулась к созерцанию тонувшей в сумерках магнолии.

Она хотела кинуть в Виолетту туфлей, но помнила, что рукоприкладство ей с рук не сойдет.

Когда совсем стемнело в комнату зашел пандер Людмил – начальник охраны. Как ни странно, он был простым человеком, но отец ему доверял и очень его ценил.

Подобные ему люди словно не менялись с возрастом, и, сколько Катаржина себя помнила, он всегда был поджарым и худощавым, с узким лицом, светлыми почти белыми волосами и яркими, голубыми глазами, выделявшимися на бледном лице.

Он много курил и весь пропах табаком, хотя доктора и говорили ему уже не первый год, что это вредно и следует бросить. В остальном, он всегда был свеж, холен и опрятен, и обильно душился одеколоном с запахом мха, прохлады и влажной земли.

– Панде Катаржина, можно я тут посижу немного? – спросил он.

Она ничего не ответила, и он опустился на диван.

Катаржина знала пандера Людмила столько же, сколько помнила себя. Он охотно играл с ней в прятки в детстве, посещал концерты самодеятельности, на которых она выступала в гимназии, утешал ее, когда она злилась, ссорилась с Игнатом, или огорчалась, расставаясь с очередным кавалером.

Он просто сидел молча на диване, а ей вдруг стало спокойно и ее словно окутало теплом.

– Знаете, пандер Людмил, что во всем этом самое страшное? – спросила она, повернувшись к нему. – То, что я ничего не могу сделать, понимаете? Он умирает, иссыхает на глазах, а я не могу сделать ничего. Вот совсем. Так не должно быть. – слова вдруг полились из нее потоком, который было не остановить. – Почему так, я не понимаю. Это же нечестно! Почему почти у всех вокруг родители живы, а мои умирают один за другим. Что это такое? Рок, или судьба или может проклятье? Но ведь колдуны не нашли на нем никаких проклятий. Пандер Людмил, ну почему все так, а?

Она вдруг пересела к нему на диван и схватила его за руки.

– Так бывает, Катаржина, – тихо сказал он, ласково глядя на нее. – Есть вещи, которые не зависят от нас, и которые мы можем только принять.

– А я не хочу принимать и не буду! – возразила она. – Все, что угодно сделаю, жилы себе порву, но добьюсь, чтобы он поправился.

– Ох, повезло же пандеру Витольду с дочерью. Хотел бы я, чтобы у меня такая была, – тихо произнес пандер Людмил. – Скажите, панде Катаржина, вы же часто бываете медицинском центре?

– Езжу туда почти каждый день. Доктора только увиливают, кормят обещаниями, говорят, что удалось замедлить ход болезни, и это уже достижение.

– С докторишками вечно так. Всегда юлят, пока на них не нажать. Попробуйте припугнуть их, панде Катаржина. Так, чтобы они за свои шкуры испугались, а то они так и будут сидеть, и делать вид будто бы работают. Напомните им, что за здоровье главы, они ответят своей головой. Пусть там не расслабляются.

Предложение пандер Людмила показалось Катаржине вполне разумным. Ну или по крайней мере оно предполагало то, что она могла сделать сама, хоть как-то на что-то повлияв.

Поняв, что голодна, она пошла на кухню, потребовав у перепуганной Зои, пожарить ей котлет, а уже утром следующего дня, отправилась в пансионат, переоборудованный под медицинский центр, где искали лекарство от болезни отца.