Отхлебнул. "Горячий! Ба, я позже.

Ты не отвлекай, давай про УМЕР".

"Позже, ну как скажешь, мой хороший.

Говоришь "живой, вдруг бац и умер?"

"В лампочке стекло – сосуд для тока.

Ток в ней есть, и лампочка живая.

Человек устроен схоже, только

Мы другим всё словом называем.

А сосуд у человека – тело."

"Руки, ноги, голова. Про это ж?!"

"Правильно, но тут такое дело,

Просто тело, это скажем ветошь.

Тряпочка, скафандр, костюм – одёжка.

А, чтоб тело наше "загорелось",

Тут душа нужна. Погодь немножко…

Чей-то тут?" Старушка пригляделась.

"Да чего ж ты чай не пьёшь?"

"Холодный!"

"Ну, совсем тебя я уболтала!

Может, съешь чего?"

"Я не голодный!

Ба, ты мне опять не досказала!"

"Так. Ага. Ну что же, давай дальше".

"Значит нам нужны душа и тело?"

"До чего же ты разумный мальчик.

Дух ещё нужон, такое дело".

"В общем-то, из этого комплекта

Тело только вот и умирает.

А душа летит навстречу к свету.

Дух, тот, где хоти́т, там и витает".

Вовка хмурится, в уме чего-то крутит.

Видно есть вопрос, но как-то медлит.

"Бабушка, душа в нас током будет?

Пусть не виден он, но лампа светит…

Это значит и душа бессмертна?

Даже, если мы её не видим?"

"Гений мой, всё понимаешь верно!"

"Ба, гляди! А чай то я весь выпил".

Он шёл, едва переставляя ноги…

Вжав в плечи голову. "Не видеть этот мир".

Не разбирая пред собой дороги.

Настроек нет, слетел ориентир.

Теперь неважно всё, всё безразлично.

ОНА ушла. Из жизни. Навсегда.

И наплевать уже прилично-не прилично

То, как он выглядит. Всё это ерунда.

И эти чемоданы, как две гири.

В них всё, что было важным для неё.

Теперь, когда её похоронили,

Они всего лишь ветошь, хлам, тряпьё…

Куда нести, кому отдать – не знает.

Оставить? Смысл? Её ведь не вернёшь.

Полдня старик по улицам шагает.

А мимо, как торпеды, молодёжь.

Пап, давно поговорить хотела.

Ну, вот как-то, что-то, ну не знаю…

Слава Богу, всё-таки дозрела.

Ну, ты в курсе, "долго запрягаю".

В общем, пап, тут вот какое дело…

Пап, я, кажется, решила выйти замуж!

Ух… Сказала и аж прям вспотела…

Ну, ты знал, конечно. Новость так уж…

Да ну, нет! Не то, чтобы сомненья.

Он хороший, добрый, ты ведь знаешь.

Пап, мне б твоего благословенья.

Дай понять, что ты благословляешь.

Мама? Лучше. Уже меньше плачет.

Записалась в драмкружок! На йогу!

Дали роль козы. По сцене скачет!

Правда! Скачет, как коза! Ей Богу!

Ночью? Да… Ну, ты ж всё видишь.

Но ведь меньше! Слава Богу…

Ну что, пап? Поговорили. Финиш?

Мне ж ещё в обратную дорогу.

Пап, ну это… ты с благословеньем

Не мудри. Дай знак такой, чтоб слёту!

Чтоб прям никаких уже сомнений!

Всё! Ушла! Жди на Вселенскую субботу.

– Ой, Юлька! Ну, ты фулюганка!

Ну, ты чаво мине пытаишь?!

Вот, как была малой – засранка,

Так по сих пор и фулюганишь!

Матвевна щурится, хохочет,

Рукою хочет отмахнуться.

Чего-то в кулачок бормочет,

Пытается в "серьёз" вернуться.

– Ну, шо? Какие кавалеры?!

Уж мне годов то! Скажишь тожа.

Какие мужики?! Халеры!

Пульвать мне на их хитры рожы!

– Баб Кать, ну был же и приличный.

Ну тот, который при погонах.

– Ой, Колька шоль? Болтун атличнай!

Шо толковать о пустызвонах?!

– Ну, вот те раз! А ведь хвалила!

И говорила работящий.

– Ошиблася. Быват. Любила…

Я ж думала он настояшший…

Задумалась. Серьёзной стала.

Наверно в молодость вернулась.

Ведь старикам-то надо мало.

Чтоб кто-то слушал их… Взгрустнулось.

Они ушли во сне.

Обнявшись.

Так, как всю жизнь они ходили.

И за чертой вдвоём оставшись.

Так, как всегда они и жили.

С одним дыханьем на двоих.

Со взглядом в общем направленьи.

Их слитный стук сердец утих…

Легли в субботу.

Не проснулись в воскресенье.

Она сидит тут каждый день.

Какая б ни была погода.