А Кира каждый раз обещала себе, что уж в этот раз точно всерьёз займётся спортом и точно похудеет. Но хватало её обычно метров на двести-триста, после чего она заедала свой стресс от неудачи пирожными и ещё недели две не появлялась в лесу. Потому что спорт – наше всё.
Косолапый сегодня проснулся с рассветом, у него было дело крайней важности: он таскал брёвна, камни и палки со всей округи. Мишка возводил СТЕНУ!
Зайцы, сбежавшиеся на шум, сначала боязливо наблюдали из-за кустов, потом не выдержали и отрядили одного для прояснения происходящего.
– Миш, а что это ты тут делаешь в такую рань? – застенчиво спросил заяц, прикинувшись, что просто проходил мимо.
– Спасаю свою территорию от посягательств, – важно изрёк медведь, не отрываясь от работы. – А то бегают тут всякие!
Заяц огляделся в поисках худеющей пухляшки, но её в поле зрения не оказалось. Косой поскреб задней лапой ухо и продолжил выяснять:
– Так это… вроде толстушка давно не появлялась?
Медведь, прервавшись, повернулся к зайцу. Во взгляде косолапого читалось: «Как вы все меня достали!» Он кивнул головой в сторону, как бы указывая направление. Заяц проследил за его жестом и заметил мельтешащее среди деревьев весëленькое красно-синее пятно. Заяц несколько секунд наблюдал за «пятном», издали похожим на пухляшку, но будто что-то в ней неуловимо изменилось. Мишка вернулся к прерванной работе, а заяц пошёл к своим докладывать обстановку.
Гурьбой зайцы повалили за пухляшкой, которая вблизи оказалась пухляшом.
– О как! – зайцы озадаченно чесали за ушами, провожая взглядами медленно удаляющегося пыхтящего парня в красно-синем костюме.
Мишка весь день трудился, не жалея сил и не покладая лап. Кусок стены вышел довольно внушительным и проходил прямо поперёк тропинки, по которой любили бегать поклонники ЗОЖ.
Утром следующего дня довольный медведь из укрытия наблюдал, как пухляш недоуменно чешет затылок, уткнувшись в преграду на полюбившейся тропке. Пухляш ощупал стену, попробовал толкнуть и пошёл вдоль стены. Дойдя до места, где преграда закончилась, пухляш, обогнув стену, вернулся на тропинку и бодрой трусцой продолжил прерванный маршрут.
– Да чтоб тебя! – взревел косолапый.
– Нет, вы видели? – обратился Мишка к ушам, торчащим из кустов. – Намёков, значит, не понимает! – и пнув с досады кучу листьев, отправился достраивать стену.
Следующим утром злой и невыспавшийся медведь снова наблюдал из укрытия, как упёртый пухляш, продираясь сквозь кусты и буераки, обходил значительно удлинившуюся стену.
– Да вам здесь мёдом, что ли, намазано?! – взревел в отчаянии медведь и ломанулся вслед за нарушителем границ.
Пухляш, услышавший за спиной треск ломающихся веток, обернулся. Увидев стремительно приближающегося громадного медведя с разъярённой мордой, горе-бегун, вместо того, чтобы припустить с места, обмяк и кулём рухнул на землю.
Мишка стал замедляться, ярость на морде сменилась замешательством. Он остановился возле неподвижного тела, сел, ткнул того лапой в плечо. Пухляш не подавал признаков жизни. Зайцы в кустах, хрустящие попкорном, в ожидании увлекательной погони, снова мученически застонали.
– Ну и что мне с ним делать? – больше риторически, нежели обращаясь к зайцам, спросил медведь.
Косолапый обошёл тело вокруг по часовой стрелке, потом против, картина не менялась. Медведь снова сел, глядя на распростёртое на земле тело и вдруг оживился: начал водить ушами и закрутил мордой. Зайцы притихли и прислушались: где-то неподалеку послышалось негромкое пение. Мишка взвалил красно-синий куль на плечо и пошёл на голос.