– Почему тогда ты их не боишься?

– Потому что я не ору, как обезумевший. – В полоске света появился парень, с ног до головы засыпанный каменной крошкой и землей. Он попытался отряхнуть ненавистную грязь с замаранных штанов и рубашки, скрывающих худое, поджарое тело с тугими мышцами, но, поняв, что это бесполезно, небрежно взъерошил темные волосы, в которых уже пряталась седая прядь, и вальяжно облокотился на стену, с усилием подавляя в себе желание заключить девушку в крепкие объятия.

– Ну, чего хотела?

Под пронзительным и насмешливым взглядом зелёных глаз, которые смотрели прямо в душу, девушка растеряла свою решительность. Ее бледные щеки покрыл румянец, а сама она почувствовала себя маленькой и никчёмной, и это несмотря на то, что была старше парня на целый год.

– Я еды принесла.

– Могла оставить у Илбрека, я бы забрал позже, – безразлично пожал он плечами, не переставая ее рассматривать. Несмотря на строгий тон и сквозившую в голосе прохладу, Айлех был искренне рад ее видеть, но показывать это не собирался. Да, еще в детстве они поклялись друг другу в верности и вечной любви, но с возрастом стали отстраненными и чужими, и не только потому, что разбрасываться подобными заявлениями там, где каждый желает тебе зла, верх беспечности. Еще и потому, что подобная связь могла стоить обоим жизни. Как, например, его матери и отцу, которые много лет назад были здесь каторжниками.

Иола поспешно кивнула, сникая под язвительным взглядом зеленых глаз, и неловко протянула парню широкий ремешок из тонких кожаных ленточек:

– Вот… я просто хотела подарить… сегодня же твой праздник.

Парень вмиг выпрямился и ожесточился:

– Зря ты пришла. Уходи. И подарок свой забирай, он мне не нужен. – Парень схватил с тележки кирку и вновь ушёл в темноту, из которой стали доноситься резкие удары.
Возможно, в другой раз девушка так бы и поступила: огорчилась и убежала. Но сегодня она не могла себе этого позволить, как и позволить мальчишке себя жалеть. Она упрямо поджала губы и шагнула следом за ним. В темноте споткнулась, чуть не попала под очередной мощный удар и испуганно вскрикнула.

– Вот дурная! Тебе что, делать больше нечего?! Я тебе чуть голову не разбил!

– Хочешь ты того или нет, но тебе придётся принять мой подарок! – Она схватила парня за запястье и потащила за собой на свет, а после положила ремешок с витиеватым плетением и красной бусиной на широкую ладонь, которая рядом с ее бледной и худенькой ручкой казалась огромной. И не только потому, что парню исполнилось шестнадцать и он практически стал мужчиной, а потому, что тяжелый труд сызмальства сделал его не в пример сильнее сверстников, живущих в деревушке у подножия горы Туманов.

– Прости, что не могу подарить что-то более ценное. И я понимаю, в этот день хочется грустить…

– Если бы понимала, не пришла бы.

Девушка упрямо поджала вечно искусанные и обветренные губы и прищурила глаза цвета лунного хрусталя:

– Но это глупо. Ты не виноват ни в смерти матери, ни в том, что она была рабыней. Пора это понять и отпустить. Чем старше ты становишься, тем больше черствеет твое сердце.

– Тебе легко рассуждать. Не ты убила единственного любящего тебя человека своим рождением, и не тебе за это расплачиваться.

– Но долг почти оплачен. Тебе осталась от силы месяц, и ты будешь свободен!

– Ты правда думаешь, что она меня отпустит?

– Да.

– Значит, ты глупее, чем я о тебе думал. Плевать ей на условности. Своей выгоды Ильга не упустит, как и не отпустит сильного и здорового раба. Найдется сто причин, почему я не должен отсюда уходить. А если не найдется… – Парень махнул рукой. – Она призовет жнецов, а это, говорят, хуже смерти: куда и зачем они уводят, никто не знает, а те, кто знали, давно мертвы!