– Садись, – ага указал тростью на диванчик. – И не опускай головы, я хочу видеть твои глаза. Тебе ведь нечего скрывать, верно?
– Осман-ага, каждый человек что-нибудь скрывает, – она посмотрела прямо ему в глаза и улыбнулась.
Аге показалось, что улыбка ее проказлива, но это, как ни странно, развеселило.
– Ты должна мне рассказать, – Осман-ага не любил тайн, особенно тех, которые были известны всем, кроме него. – Иначе как ты будешь жить в доме? Тут все про всех знают.
– Осман-ага, – она задумчиво склонила голову к плечу, – я обязательно расскажу, когда буду знать всё и про всех.
– Любишь по справедливости? Ну что ж, не возражаю. Тогда хотя бы о баранах и лукуме.
– Я назвала Ферита барашком, а Фуата – лукумом, – Дила чуть покраснела.
– Не в бровь, а в глаз, – ага прищурился, что, впрочем, не помогло проникнуть в мысли девушки. – Мой младший внук любит барашков, а средний сладкоречив, как тот лукум. Надеюсь, старшему ты не дала прозвища?
– Нет, ага – она заметно вздрогнула.
– Это верное решение. Я расскажу кое-что о братьях, это тебе аванс за то, что расскажешь о своих тайнах, – ага уселся удобнее и принялся говорить: – Когда жена Архана ушла из дома, она оставила за собой много боли и слёз. Ферхат до сих пор не простил ее, потому и презирает всех женщин без исключения. Презрение его почти осязаемо, это тебя и пугает. Гордость Фуата уязвлена тем, что мать его оставила. Он делает все возможное, чтобы понравиться женщине, а потом бросает ее. Такова его месть. А Ферит… Ему исполнилось три года, когда мать ушла. Он скучал, плакал, но до тех пор, пока Ферхат не принес ему барашка и не сказал, что подарок от матери. Мягкая такая игрушка, забавная. Ферит долго с ней спал, ел и даже купался. Позже он понял, что дело не в барашке, и теперь не может определиться – любить женщин или ненавидеть. Он их дразнит, он им грубит, но ненавидеть не умеет.
Осман-ага закончил свой рассказ и смотрел на то, как брови Дилы печально изгибаются.
– Ага, спасибо, что рассказали. Только ведь я…кто я такая, чтобы знать это? Я не член семьи, – голосок ее дрогнул.
– За столом я сказал, что найду тебе хорошего мужа. Думаю, Ферит подходит, как никто другой. Ему двадцать три, тебе двадцать один. Самое время для женитьбы. Я не верю в то, что Ферхат и Фуат скоро женятся, а правнуков хочу. Я должен перед смертью увидеть еще один побег семейного древа Бояджи, – ага сложил обе руки на рукояти трости. – Теперь понимаешь, зачем я рассказываю тебе о семье, и почему хочу узнать о тебе? Не смотри так, я еще не выжил из ума. Я понимаю, нужно время, чтобы узнать друг друга. Понимаю, что тебе следует закончить учебу. Что скажешь, Дила?
– Осман-ага, – она пыталась унять дрожь, и ага это видел, – я обещала маме…
– Что обещала?
– Что буду счастливой во что бы то ни стало. Она просила меня, когда…когда умирала… – девушка крепко сжала кулачки. – Я не выберу в мужья нелюбимого. И я не смогу выйти замуж только потому, что вам хочется правнуков. – Она боялась, ага видел это, но продолжала защищать себя и свое обещание. – И не понимаю, почему именно я?
Ага долго разглядывал красивую и напуганную девушку, но не оставил ее признание без ответа:
– В тебе есть достоинство. Ты, конечно, наивна, но у тебя есть гордость и воля, чтобы противостоять мне, Осману Бояджи. Знаешь, а Ферхат прав, совсем о себе не думаешь. Ты понимаешь, насколько богата семья Бояджи? Насколько высоко наше положение? Твоя жизнь будет роскошной, Дила. Тебе не придется думать о деньгах, тебе не нужно будет бояться. Любой человек, услышав твою фамилию, уважительно склонит голову. Твои перспективы в этом случае могут стать не просто широкими, но головокружительными.