На уме у всех взрослых, не только у руководителей, была одна мысль: спасти консервы! Но как? Поняли, что можно бы очистить от ржавчины, но это очень кропотливое, требующее большой тщательности дело. Рабочих рук на заводе и так не хватает для своевременной обработки и консервирования ежедневного улова, а на этой работе денег не заработаешь, да и не с чего платить…
Отец был директором школы, и он решил обратиться к комсомольцам и старшим пионерам. На другой день в школе состоялась торжественная линейка: все ребята седьмых – десятых классов выстроились в коридоре (он заменял и фойе, и зал), как обычно, со знаменем. Выслушали директора, парторга, комсорга школы (это была я) и старшую пионервожатую (моя подруга). Как же мы обрадовались этой просьбе! Уже там дружно кричали «Поможем!». Но надо было все продумать, организовать, распределить во времени, разбить на группы… Надо было работать ночами, чтобы не мешать рабочим, достаточного свободного места не было.
Первая бригада школьников вышла в первую же ночь (мы с подругой и еще восемь десятиклассников). Нас посадили на ящики в холодном помещении вокруг большого таза, наполненного солидолом (такая густая клейкая мазь грязно-зелено-коричневого цвета, неприятная, трудно смывающаяся). Оттирая на каждой банке ржавчину наждачной бумагой, не пропуская ни одного коричневого пятнышка, мы тщательно смазывали ее этой мазью – для предохранения. С энтузиазмом и большим старанием мы принялись за работу… Хватило нас на четыре часа, и сделали мы значительно меньше, чем хотелось. Но лиха беда начало!
В последующем разбились на бригады – по классам, по желанию, по семейным возможностям. Уставали предельно, болели руки, едкая мазь проникала под кожу, даже возникали язвочки (перчаток не было!), уставала до боли спина, нередко замерзали (неотапливаемое помещение – склад, морозильников не было), но не простуживались (в войну такого заболевания, как правило, не наблюдалось!). Некоторые ребята время от времени выбывали, но большинство держалось всю зиму! Выходили по две бригады (каждая по 8—10 человек) в течение ночи по очереди. И получалось – каждый работал по четыре часа через ночь.
Конечно, было нелегко: одна смена с десяти вечера до двух ночи, другая – с двух до шести утра, когда организм, тем более молодой, требует сна. Были и пропуски, и опоздания, поэтому и обсуждали, и прощали. А нам с подругой приходилось работать намного чаще – мы ответственные за всех! Но работа шла каждую ночь с ноября до марта. Втянулись! И каждый раз очищали и смазывали все больше банок! Сначала казалось, что не будет конца… Но все больше становилось ящиков, готовых к отправке на фронт! Потом к нам еще присоединились жители поселка – домохозяйки. И некоторые рабочие задерживались на часок-другой – понимали, как все это значимо!
Самым трудным было для нас, ребят, – борьба со сном! Некоторые даже сваливались со своего ящика, двое, помню, даже попали в таз с мазью – и смех и грех, все вмиг проснулись и бодро трудились до утра! Но отмываться дома было очень нелегко: с мылом и горячей водой было ох как трудно! Поэтому было спецзадание каждому (поочередно) готовиться, чтобы всем петь любимые песни, рассказывать что-то веселое, повторять вслух уроки, – помогало!
Во время уроков в школе после ночной работы ужасно хотелось спать, глаза закрывались сами. А в перемены (10 мин) мы не резвились, а спали на своей парте. Даже не слышали звонка на урок и прихода учителя! И так продолжалось каждый день и всю зиму. Учителя страдали не меньше нас: учить полусонных детей почти бесполезно, но и запретить им помогать заводу и фронту невозможно! И получалось так, что сердились мы друг на друга. И переживали тоже взаимно… Дни и ночи пролетали, ржавые банки все заметнее убывали, и к концу зимы мы победили!