Кто у вас верховод над разгульной ватагою? Я бы

Рад-радешенек был поглядеть, да решить кой-чего

По уму…»

Он обводит за рядом ряд,

Знать, надобно знать ему,

Кому тут князья кадят,

Кто хозяин в красном дому.

С изумленьем, испугом, мертвым до истуканства,

Кто сидел, кто стоял, на месте застыли, и смотрят:

Что значит зеленое это вторженье на званый обед?

Зелены ж! Зеленее травы в заповедных чащобах!

И фарь37, и фаревщик38 зеленым горят как финифть,

Зеленою эмалью на застежке из чистого злата.

Слуги толпою таращат глаза; дивятся в тревоге;

Подступаются, полюбопытствовать и – отбежать;

Озираются из-за столов ошарашенно и осторожно -

Как он с ельничкой ездит и кружит коня, при езде

Ни едва не качаясь. Необычна наружность, наряд…

Те чертоги – чего не видали! Немало и чар, и чудес!

Волшебства же такого вовеки и отроду – не! не видали!

А что скажешь? Секира одна отбивает к ответам охоту:

Тишина настает там такая, точно дремою скован

Двора королевского цвет.

Тот от ужаса, тот от унынья,

Уступают Артуру ответ.

Как воды в рот набрали иные -

Ибо так им велел этикет.

Оторопели! Но ясной Артур осветился улыбкой,

И обе раскинув руки, как объятья ему открывая,

Промолвил: «Добро пожаловать тебе, пилигрим!

Заезжай к нам на двор, за хозяина я, звать Артуром, —

Сделай милость, слезай-ка с седла, и присядь:

Мы к услугам твоим, ублажим, а с делом успеем.»

«Нет, смеется, помогай мне Сидящий в Сиянье Небес,

Прохлаждаться у печки, простите мне, парни, не стану.

Славные слышал я сказки про смельчака короля,

Про доблесть двора и его несравненной дружины -

В Камелоте красного камня дома и купцы тороваты!

Первые панцырные наездники – то ж артуровы пэры!

Рыцари ражие рубаки, им нет на ристалищах равных!

Короче, кровь голубая, краса и гордость земли – тут.

Знатоки законов чести, зерцала истины и чистоты.

Послушав сих басен, бросил все, поднялся, приехал.

Везу на веру ветку священного древа, что вражды

Иль избойни39 я не ищу, а иначе бы в вашу беседу -

Броню бы надел, поддел бахтерец, булат прихватил

И копье, а коня обстегнул ладно-кованою попоной:

Оружия у меня напасен арсенал, оно всегда наготове.

Но едучи с миром, а не мечом, я мягко оделся-обулся,

И хотел об одном: коль ты храбр, как тебя мне хвалили,

Окажи мне услугу, не откажи в одиночной забаве, так -

Ради смеха.

Артур отвечает, спокоен:

«Ты на поединок приехал?

Добро же, доблестный воин,

Поверь, будет тебе потеха.»

«Нет уж, где мне биться с безбородой богатырней,

Стыд один! Сяду я на коня, себе самому под стать,

Самый отчаянный из твоих не окажет мне отпору.

Речь только об одной резвой рождественской игре,

Славной в святочные дни у сорвиголов-удальцов.

Видь: важный топор? Вызываю любого вашего взять

Двумя руками за верное его ратовище, да рубануть

По небороненной шее, и отсечь буйную мою башку.

У кого из твоих хватит духу или дури, долбануть -

Сей же час подставлю под удар затылицу и плечи:

Выходи, кто хочет, и хорошенько хватани меня –

Я откажу смельчаку и секиру свою, коли сдюжит -

Потому как в ответ я ж попотчую прыткого тоже!

А, ребята? Да не сразу расплата, погулять разрешу

Хоть недолго.

Год и день готов пождать

Вишь-ка ты, с возвратом долгу,

Только чур – мне слово дать -

А то ищи в стогу иголку!»

Тут все выпучились: он вообще в своем уме,

Или от зелени и мозги до затылка замшели?

А приезжий сидит в седле, да смотрит: слабо?

Сверкает своими красными свирепыми очами,

Поводит бровями, поглаживает бравую бороду,

И рыскает по рядам, неравно найдется рьяный,

И вскочит, но не встал и рьяный, тут вальяжно

Захохотал он, аж закашлялся и злорадно гаркнул:

«Да это ль хваленый Артуров доблестный двор?