– Прошу вас, побыстрее! – почти умоляю я, внутренне сжимаясь в комок. Уже почти девять! Через двадцать минут момент будет упущен безвозвратно.

Понять, что ты очутился в одном из самых престижных районов Лондона, можно по зданиям, которые выглядят так, будто каждый день их с неба поливают взбитыми сливками. Белые колонны, белые балюстрады, белые эркеры, белые арки и голубая кровь. Все, что нужно знать о Белгравии, концентрации высшего света Лондона тогда и теперь. Здесь спят в сорочках от «Ла Перла» пьют игристое из бокалов «Баккара» и курят сигары Фуэнте Дон Артуро. Аристократия никуда не делась из современного Лондона, она вся здесь. В месте, где дорого даже дышать.

Я отворачиваюсь от окна лишь на мгновение: чтобы не смотреть на дом Элси, когда тот выплывает из-за угла, ведь она больше никогда в него не вернется. Белгравии свойственно торжественное, почти сонливое спокойствие. До гибели Элси она только раз стояла на ушах: когда в дом Блэкширов вломился вор. Никто не знает, как он обошел сигнализацию и почему ничего не украл. Дерек успел увидеть только спрыгнувшую с подоконника мужскую фигуру. Это происшествие нагнало много страха и послужило причиной обновления систем безопасности по всему району как механически, так и физически: в Белгравии стало в два раза больше собак. Так появилась самоедская собака по кличке Баскервиль.

Вот и теперь по ступенькам одного из домов чинно спускается снежный ком в голубом ошейнике. Любимый питомец Дерека, которого он всегда выгуливает сам в любую погоду и в любом состоянии ровно в двадцать минут десятого.

Не дожидаясь, пока такси окончательно остановится, я срываюсь с места. Мои кеды быстро топают по чистому асфальту, а сама я забываю обо всем, когда вижу на углу его подтянутую фигуру в джинсах и белой толстовке. Я открываю рот, чтобы позвать его, но не могу. Не могу, потому что Мэри Траут ни в чем не виновата. Она хорошая, и любит Дерека всем сердцем. Она его у меня не уводила. Он сам ушел к ней.

Как только я об этом вспоминаю, соображаю, каким боком может выйти мой приезд в Белгравию для нас троих. Поэтому и позволяю Баскервилю увести Дерека вниз по мирно спящей Итон Плейс прочь от себя, застывшей у фонарного столба. Но ветер против. Он сбивает мои волосы и распахивает полы плаща. Чуткий нос Баскервиля ловит знакомый запах, и пес оборачивается. Оборачивается и Дерек. И в то самое первое мгновение он не просто смотрит на меня. Он меня видит.

Баскервиль, невинное облако любви и преданности, тащит хозяина ко мне. Когда Дерек повинуется ему, я забываю обо всем. Шаг, два, три, и между нами остаются несколько дюймов и три минувших года.

– Доброе утро, Бекс.

– Дерек… – только и могу шепнуть я. У меня на ресницах уже дрожат слезинки, а на его губах отражается едва заметная улыбка. Я так беспомощна, а он так великодушен.

Нам не нужны слова. Мы всегда умели осязать друг друга на уровне мыслей. Он никогда меня не отталкивал. Никогда не помогал мне себя разлюбить. Каждый взгляд, что он бросал мне во время встреч с нашими друзьями, говорил мне, что ничего еще между нами не закончено. Дерек не отталкивает меня и сейчас.

Медленно приближается и, не разрывая зрительного контакта, зажимает своей горячей мягкой ладонью поводок Баскервиля в мой ледяной кулак. Этот жест красноречивее тысячи слов. Он означает: «я доверяю тебе бесценную жизнь своего Друга».

Ведь Баскервиль – самая большая любовь своего хозяина, я отлично помню двадцатидвухлетнего Дерека, который хохотал во весь голос, пока белоснежный щенок в питомнике облизывал его уши. Пес выбрал себе хозяина. Хозяин нашел себе друга. Это было три года назад. Впереди – несколько месяцев до ночи, разрушившей наши жизни.