Жду письма твоего в понедельник
И гадаю по дальней звезде.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле!
Сочинил и забыл. Посмеялся.
И ушел в непроглядную тьму.
Не до смеха тому, кто остался,
Этот труд остается ему.
Петь и плакать… Грустя, улыбаться,
И на тонущем плыть корабле.
Среди горя и войн оставаться,
Утверждая любовь на Земле.
В музее Анны Ахматовой
А зеркало это хранит отражение
Еще не рожденного стихотворения.
На темных листах
пожелтевшей бумаги
Слова доблокадной
Крестовской отваги,
И матери слёзы,
и горе вдовы,
И память о тех,
кто не снёс головы.
А та, что жила здесь
в метаниях тела
Давно умерла,
и кровать опустела,
Но что-то осталось,
и дальше живет,
Как прерванный,
горький
последний полет:
Стихи на бумаге,
портрет на стене,
Любовь к погибающей
в муках стране,
И это, заблудшее здесь отражение
Её не рожденного стихотворения…
Борису Пастернаку
Сухую грусть на дно очей
Совсем нетрудно спрятать.
По саду в холоде ночей
Кружить и в дождь, и в слякоть.
На свет мерцающей звезды,
– Вверх по канату, прямо! —
Войти в пространство немоты,
Двух лун слугой упрямым.
И чередою февралей
Свечой в окне светиться,
Упрятать грусть на дно очей,
С тобою – мне – проститься.
Осипу Мандельштаму
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени,
От всех цветочных тонких жил
Легчайшие ложатся тени.
Цветок сирени в полутьме
Едва заметно, робко дышит,
Как женщина, что в полусне,
Не знаешь – слышит ли, не слышит.
И больше нет цветочных сил
Сиять среди живых растений.
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени…
Осипу Мандельштаму
Может быть, это точка безумия,
Может быть, это точка спасения,
Забери меня, помести меня
В небо, в море, в закаты, в растения.
Я скажу это начерно, шепотом,
Ну а ты позабудь это нацело.
Темной полночью, с конским топотом,
Я умчусь в свободу цыганскую.
Навсегда останусь я в рокотах
Ветров ночи, в трепетах сумерков.
В моря синего волнах и ропотах,
В дальних далях граней безумия…
Андрею Вознесенскому
Жить – упоительно!
Да, для кого-то…
А для кого-то —
Серость, дремота.
Жизнь для кого-то —
Дебри густые,
Ранят кого-то
Речи пустые.
Кто-то вином уливается,
Кто-то виной упивается,
Кто-то в деньгах купается,
Кто-то в работе скрывается,
А жизнью, до первой горечи,
Лишь молодость наслаждается.
И часто лишь на подходе
К финишу – удивительно! —
Снова постигнут немногие —
Жизнь – упоительна!
Герману Гессе (впечатления о повести «Кнульп»)
А ты живёшь себе же вопреки,
А ты идёшь по выжженой дороге.
И дни длинны, и ночи коротки,
И сбиты в кровь твои босые ноги.
.
Да ладно, ноги! Ведь в крови – душа…
И сердце… Господи! – совсем уж в клочья! —
Но ты идёшь, так тяжело дыша,
И все-таки всё в силах превозмочь ты.
.
А впереди бескрайние пути,
Разбитые и грязные дороги.
И кто ж благословил тебя идти?
Куда же смотрят праведные Боги?
.
Ну что ж, когда так требует душа,
Иди! Не останавливайся только.
Твоя дорога так же хороша
Как все, смотри, над нею неба сколько!
.
Иди вперёд! И ты придёшь к себе.
И приведёт тебя дорога к Храму.
Скажи спасибо жизни и судьбе.
Ты так хотел, всем вопреки, упрямо…
«Рассветное золото в косы вплетая» (Эдуард Асадов)
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу