Эмоции вампиров были скудны по своей природе. За исключением Голода… – влекомые им, они становились готовыми на все, лишь бы добыть хоть каплю человеческой крови. Тогда как люди —эти сумасбродные существа – не знали ни единой остановки в безумном водовороте своих ощущений и импульсов.

Сентиентам суждено было взять лучшее от обеих рас: уравновешенные, сильные и быстрые словно вампиры, они, однако, способны были выносить непрямые солнечные лучи (в том случае, если их воздействие на организм не длилось дольше пяти минут). Несмотря на старания ученых-генетиков, гибриды все еще оставались зависимы от крови; впрочем, этот нюанс легко можно было устранить приемом синтетических коктейлей с повышенным содержанием глюкозы и гормонов.

Человеческая, «живая» кровь была запрещена для них: проглотив даже несколько капель, сентиент мог стать неуправляемым, а неуправляемые воины – всегда плохая история.

И все же Джакоби всегда ощущал себя больше человеком, нежели вампиром. Лишь внутри, конечно. Его тело было образцовым телом сентиента: серая кожа, желтые опалесцирующие глаза, идеальный контур мышц, рост почти под два метра. Он всегда был одним из лучших, и оставался бы им до конца контракта, если бы не любопытство, которое привело его к вышке в тот самый день.

«Сентиент должен быть живым лишь наполовину», – так говорили о них генетики. Здоровый страх смерти, физическое влечение к другим сентиентам, легкий азарт, преданность Содружеству, обещающему благодать каждому, кто завершит контракт, – этого было достаточно, так было запрограммировано. И все же Джакоби частенько думал о том, что его генотип поломан, ведь ему было тесно в мечтах об увольнении. О второй жизни, которая начнется «когда-нибудь никогда». Он часто задавался вопросом, зачем он вообще существует, он был любопытен, и в итоге эта жадность привела его в тупик.

– Глаза, – вдруг вспомнил Джакоби, и в сердце вновь шевельнулся буравчик.

Зеркал было не достать в Мглистом – вампиры не переносили их на дух, испытывая жгучий дискомфорт даже просто находясь рядом. Джакоби же был вампиром лишь наполовину: избавленный стараниями генетиков от многих вампирских недугов, вроде непереносимости чеснока и крестовин, он был бы не против найти сейчас хотя бы одну отражающую поверхность.

– Аника, – позвал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос его не прозвучал жалко. Затем решив, что она вряд ли услышит, нажал на кнопку вызова персонала.

Медсестра вошла в палату спустя две минуты.

– Можно мне… зеркало? – Джакоби ощутил легкий стыд за свою просьбу.

– Я уже думала, что не спросишь, – она с улыбкой достала из кармана маленькое зеркальце.

Увидев свое отражение, Джакоби несколько раз рассеянно моргнул. Вокруг глаз багровели синяки, словно у какой-нибудь панды. Несколько симметричных швов, впрочем, весьма аккуратных, было наложено в точности по контуру орбит. Что касается глаз – они больше не были желтыми глазами сентиента. Сейчас это были молочно-опаловые глаза хаски, какие бывают лишь у вампиров.

– Мне сказали, что их цвет – своего рода индикатор, – пояснила Аника, с интересом наблюдая за ним. – Он меняется в зависимости от твоих… потребностей.

«Потребностей… ясное дело, о чем она. О Голоде».

– Это глаза вампира, не сентиента, – Джакоби прокомментировал очевидный факт.

– Они созданы специально для тебя, – медсестра разглядывала его так внимательно, что тот смутился.

«Она что, никогда раньше гибридов не видела?»

– Специально для меня? Вот как… – Джакоби хотел было узнать, почему, но это и так было понятно. Чтобы отделить его от остальных. Навсегда.