На этот раз мистер Фрэнсис Тиррел, бывший гвоздем вечера, настолько не оправдал пылких ожиданий леди Пенелопы, что она уже горевала, зачем ей пришло в голову заняться им, а более всего – зачем она сегодня добивалась права взять на себя роль распорядительницы чаепитием и зря потратилась на отборные китайские чаи. Ее милость, призвав собственную служанку и свою fille de chambre[22], поручила им готовить чай, а мальчику на побегушках, лакею и кучеру – разносить его, каковые обязанности им помогали исполнять два обшитых позументом и густо напудренных выездных лакея леди Бинкс, чьи ливреи затмили более скромные одеяния челядинцев леди Пенелопы и заставили померкнуть даже блестящие короны у них на пуговицах. Покончив с этими распоряжениями, она стала всячески чернить и честить того, кто столько времени был предметом ее любопытства.

– Этот мистер Тиррел, – заявила она властным и решительным тоном, – по-видимому, совсем заурядная личность, самый обыкновенный человек. Избрав своим жилищем старый постоялый двор, он, пожалуй, понимал свое положение лучше, чем мы, когда приглашали его в отель. Он сам лучше нас знает свое место – ни в его наружности, ни в беседе нет ничего необычайного, вовсе нет ничего, так сказать, frappant[23]. Не верится даже, чтобы он сам сделал тот набросок! Правда, мистер Уинтерблоссом расхвалил этот рисунок, но ведь всем известно, что любая гравюрка и любой рисуночек, как только мистер Уинтерблоссом ухитрится им завладеть и присоединить их к своей коллекции, становятся в тот же миг вещью невиданной красоты. У коллекционеров всегда так: любой гусь у них превращается в лебедя.

– А лебедь вашей светлости оказался просто гусем, моя дорогая леди Пен, – сказала леди Бинкс.

– Мой лебедь, дорогая леди Бинкс? Понять не могу, чем я заслужила такой подарок.

– Не сердитесь, дорогая леди Пенелопа. Я имею в виду, что недели две, а то и больше, вы только и говорили об этом мистере Тирреле, а за обедом вы только и говорили, что с ним.

Услышав, что в этом коротком диалоге столько раз повторилось слово «дорогая», около них собрались дамы. Это слово сулило приятное развлечение, И, как в подобных случаях водится и у простолюдинов, вокруг бойцов образовался круг.

– Он сидел между нами, леди Бинкс, – с достоинством ответила леди Пенелопа. – У вас ведь, по обыкновению, болела голова, и, чтобы не посрамить всех нас, я говорила одна.

– И притом за двоих, с позволения вашей милости, – возразила леди Бинкс. – То есть за себя и за меня, – прибавила она, желая смягчить свои слова.

– Сожалею, – сказала леди Пенелопа, – что говорила за милейшую леди Бинкс, которая сама умеет вести беседу в столь изысканном стиле. Во всяком случае, мне и в голову не приходило завладевать разговором. Повторяю, я ошиблась в этом человеке.

– Я тоже думаю, что вы ошиблись, – сказала леди Бинкс, и в голосе ее послышалось не только простое согласие с заявлением леди Пенелопы.

– Сомневаюсь, художник ли он вообще, – заметила леди Пенелопа. – А если художник, тогда он рисует по заказу какого-нибудь журнала, или словаря, или чего-нибудь в этом роде.

– Я тоже сомневаюсь, чтобы он был художником по профессии, – откликнулась леди Бинкс. – А если да, так, верно, он отличный художник, потому что мне редко приходилось встречать такого воспитанного человека.

– Среди художников встречаются очень воспитанные люди, – сказала леди Пенелопа. – Это занятие для джентльмена.

– Разумеется, – ответила леди Бинкс. – Но тем, кто победнее, часто приходится бороться с нуждой и зависимостью. В обычном обществе они оказываются в положении купцов, столкнувшихся со своими покупателями, а это трудная роль. Разные есть люди: одни бывают скромны и сдержанны, потому что сознают свои заслуги; другие говорят дерзости и капризничают, стараясь выказать свою независимость; третьи становятся назойливыми, воображая, что держатся свободно; а иные даже раболепствуют и унижаются, если их натуре свойственна подлость. Но настоящая непринужденность дается им редко. Поэтому я полагаю, что этот мистер Тиррел либо первоклассный художник, уже совершенно не нуждающийся в унизительном для него покровительстве, либо он не художник по профессии.