– С харчами даже заморачиваться не стоит, почитай в каждом городишке столовая или ресторан найдётся. Плащи «болонья» само собой возьмём.

– Роня, почему в Италии плащи не выгорают на солнце, а в Одессе выгорают?

– Ну?

– Сдаёшся?.. Потому что в Италии их носят только в дождь.

– Смешно, но мы не собираемся их одевать, просто лёгкая и модная одежда… для ненастной погоды.

– Бро, ты меня любишь?

– Лублу.

– Фефе, как ты меня любишь, как!..

– Ритка, не дурачься.

– Ну, как, Фефе, покажи, как ты меня любишь.

– Насмехаешься, донасмехаешься, итальянка. Возьму и выпорю.

– Всё-то вы обещаете, Василий Иванович.

– Рит, ты как знаешь, а я поеду в джинсовом костюме. Всколыхнём уездную старину современной одеждой!

– Бронь, а у тебя там никого нет?

– Нет. Местечковые комсомольцы не поймут, но перебьются.

– И не было?

– Марго!.. Тебе сгодятся джинсы, просто джинсы… водолазка. Так, я вместо галстука повяжу шнурок, на голову напялим сомбреро. Сомбреро обязательно, плюс зеркальные светофильтры с узкими стёклами, массивными дужками и плавки? … Возможно, купаться не придётся, но нейлоновые плавки взять надо. Нейлон нынче в фаворе.

– В Америке женщинам делают нейлоновую грудь. Правда, у меня грудь красивая.

– Прекрасная, и ты тоже, очень. Так, пару нейлоновых рубашек на смену и полдюжины нейлоновых носков. Что ещё? …

– Грудь у меня соблазнительная. Только никто не соблазняется. У нас одни праведники. А ноги? … Глянь. Нет, не так, ты внимательно посмотри.

– Хулиганка. Стройные. Возьмём мокасины, добротные югославские мокасины бледно-коричневого цвета на тонкой подошве, толстая уже не катит, вчерашний день…

– Ой-ой-ой, неуловимый Бро, в сомбрере, на мацацыколе и с тонкими подошвами.

– Именно с тонкими. Может где-то в глухих Винницах или в державных Киевах их и донашивают, но не в Одессе же.

– Ро, ты меня любишь?

– Люблю. Берём, естественно, Пресли… я вчера Битлов «на рёбрах» отхватил…

– Где?

– На Мясоедовской. В местечке с настоящей музыкой туго. Небось, кроме «Марина, Марина, Марина – хорошее имя друзья…» ничего не крутят. Ошарашим их заморскими шлягерами…

– Бро-ни-слав, ты как в Париж собираешься. По-моему, у меня слишком оттопырены уши… Зато губы просто распрекрасные, правда?

– Правда. Пусть знают, пусть возмущаются, а то сидят, как кулики в своём болоте, и квакают.

– Кулики в болоте не квакают, они его нахваливают. А губы, которые распрекрасные, надо что? …

– Целовать… Настоящие кулики, только бы про своё болото и цукровые буряки квакали. Помнишь, я прошлым летом ездил. Так меня милиционер чуть из дома культуры не вывел, за то, что я пришёл в джинсах…

– А через день на тебя и ещё одного парня нарисовали карикатуры.

– Да, повесили под стеклом в центре городишка, возле кинотеатра. Там раньше памятник Сталину стоял. Памятник снесли, а постамент остался. Вот они и закрыли его газетной витриной.

– Знаю, сто раз рассказывал…

– Но почему они такие, твердолобые?

– Им так привычнее, не злись.

– Я не злюсь, но зачем они написали, что я уголовник и стиляга?

– А ты разве не стиляга?

– Стиляга, как бы, но не бездельник и не уголовник.

– Это что-то новое.

– Я ж тебе говорил, что по глупости в магазин залез.

– Я думала это неправда, детская бравада.

– Да нет, было дело, потому и в Одессе оказался.

– А болтал, будто из-за смутного желания меня найти.

– Что? Конечно же, я приехал к тебе, Маргуша.

– А-а, Бронька, ты меня ничуточки не лю-юбишь, не хочешь…

– Люблю.

– Как?

– Очень-очень.

– Преочень?

– Да, и ещё больше. Маргуля, я тебя так люблю…

– Мы будем жить долго?

– Долго-долго и умрём вместе.

– Я не хочу умирать. Я хочу…

– Значит, будем жить вечно.