– Привет, Чес. Лесси покакал? – суетится Ксюха, когда я вхожу в дом.

Пахнет бульоном из домашней курицы и свежими овощами.

– Да, два раза. Он у нас умница, да, Лесси? Ты чего такая, мелочь? – спрашиваю, замечая ее испуганные, потухшие глаза. – Ну-ка, рассказывай.

– Я слышала, как ты утром говорил по телефону с этой мымрой из опеки. Скажи прямо – меня заберут в детский дом? Ты передумал меня… Не хочешь, чтобы я стала твоей дочкой? Знаешь, Чес… Я ведь тебя специально не называю папой, – всхлипывает Ксюшка.

– Господи, с чего ты взяла? Дурочка мелкая. Зинаида не мымра, ясно? Она предложила мне вариант решения нашей проблемы. Сегодня я буду стараться все решить.

– Будешь стараться или… Или решишь.

– Решу.

– Точно? Фух...

– Я никогда не давал пустых обещаний, Ксю.

– Бульон сварила, луковицу вынула. Зелень покрошила. Ты не передумал кормить эту пациентку? Может, ей все принесли?

– Если так, съем сам. Больно аппетитно выглядит. Не скучайте тут, ладно? Ты уроки сделала?

– Нет еще. Успею, не волнуйся.

Небо затягивает серыми, плотными тучами, когда я паркуюсь возле больницы. Переодеваюсь в пижаму, просматриваю график операций и иду прямиком в реанимацию… Не должен туда идти, а ноги сами несут. Она умирала вчера в моих руках. Я был внутри нее в самом прямом смысле этого слова, чувствовал пульсацию ее сосудов и молился богу, чтобы тот не допустил ее смерти…

– Как вы себя чувствуете? – произношу чопорно, присаживаясь с краю ее койки.

Дана выглядит по-другому – ее длиннющие, черные волосы заплетены в толстую косу, а на щеках сияет румянец. Едва уловимый, но вчерашней мертвенной бледности нет.

– Спасибо вам большое. Вы меня спасли, – сипло выдавливает она.

– Вы ели? – произношу, вытаскивая из кармана пластиковый, высокий контейнер.

– Ой… Неудобно-то как. Вы так всех пациентов кормите или самых…

– Не надо, ладно? Искать тайный смысл там, где его нет. Я нормальный человек, только и всего. Так что?

– Не ела, – отворачивается она к окну.

Все-таки янтарные глаза… Как у тигра или оленя. Огромные, на половину лица и очень грустные.

На тумбочке Даны даже воды нет. Никто не приходил… И одета она во вчерашнюю, больничную сорочку. Нет апельсинов, цветов, резиновых тапочек…

– Так дело не пойдет. Вы хотите выздороветь? – спрашиваю я, ища ее взгляда.

Дана продолжает смотреть в окно, нервно теребя пододеяльник.

– Не знаю. А зачем?

– Послушайте, всякое в жизни бывает. Но нельзя же так. Давайте позвоним вашей маме или подругам. У вас же они есть?

– А вчерашнего кино вам не хватило, чтобы понять, где моя подруга? – надтреснуто произносит она. – Я закрытый человек. Плохо схожусь с людьми, тяжело привыкаю. И подруг у меня больше нет… А мама… Вам не понять. Мама всю жизнь ходит в любовницах. У нее то один дома живет, то другой. Сначала я пыталась запоминать их имена, а потом… Потом плюнула на это дело. Они все равно потом к женам возвращались, как это часто бывает. Да что вам нужно от меня?

Ну, все… Кажется, скоро у нее начнётся истерика.

– Рот открывайте, – беспристрастно произношу я, откручивая крышку контейнера. – Для начала мне нужно, чтобы вы поели. Не хочу, чтобы меня уволили, если вы помрете ненароком. У меня слишком много работы, чтобы просиживать штаны в кабинетах и писать объяснительные.

– Спасибо, – шепчет она, проглатывая порцию. – Передайте жене от меня благодарность.

5. Глава 5.

Чеслав.

– Я не женат, – отвечаю, напуская на лицо строгость.

– Ясно, неудивительно, – бросает Дана, сосредоточиваясь на еде.

– Почему это? По-вашему, я неблагонадежный или…

– Извините, я не это имела в виду, – улыбается она. – Наверное, женщины вам прохода не дают? Или вы им… Такие мужчины не созданы для брака и… прочей стабильности. Не каждая вытерпит подобное.