Горло сдавливает железными обручами. Перед глазами лицо сыночка… как он плачет и зовет меня. Только ради него я должна выстоять.

- Нас?! – начинают безумно хохотать. – Тут только я и Глаша, - с жуткой улыбкой продолжает говорить худая женщина, - И еще мокрая курица. И что-то нас начинает раздражать ее кудахтанье.

- Я просто лягу на кровать… - делаю неуверенный шаг в сторону.

- Я показала твое место, - тыкает грязным пальцем в угол.

- Не заслужила, - поддакивает ей вторая женщина, полная с круглым лицом и очень большими губами.

Мне ничего не остается, как пойти в тот злосчастный угол. Холодная вода капает рядом. Жутко холодно… Хочу присесть, но даже этого мне не дают сделать. Продолжаю стоять.

Нам приносят еду. В желудке предательски урчит. Но мои сокамерницы нагло поглощают мою порцию. Все мои попытки, хоть как-то изменить положение терпят неудачу.

Даже ночью эти ужасные женщины караулят меня. Не дают присесть. Такое впечатление, что им дали задание, и они его старательно выполняют. Только кому подобное надо? Неужели все те запугивания про Якушенко правда? Эти все рассказы казались мне бредом. Я ведь не виновата, чего мне бояться какого-то неизвестного мужчину?

К утру я выжата, едва стою на ногах. Мне хочется чуда, проснуться дома и забыть все эти события как страшный сон.

За мной приходят и ведут к следователю. Несмотря на усталость, бегу к охраннику. Лишь бы избавиться от испепеляющих глаз своих сокамерниц.

- Это была только разминка, - подмигивает мне Глаша. – Все самое интересное впереди, - мороз по коже от ее слов.

Вся надежда на следователя! Я не вынесу еще одну ночь с ними. Практически вбегаю в кабинет.

- Здравствуйте! – выпаливаю, едва переступаю порог.

- Доброго здравия, Ирина Антоновна, - в кресле сидит полный мужчина. Седая борода, тонкие брови, широкий нос, лысый, рубашка расстегнута, на столе бардак.

Делаю несколько неуверенных шагов. Хочу присесть на стул напротив.

- Я разрешал садиться? – барабанит пальцами с криво обрезанными ногтями по столу.

- Простите. Мне плохо. Женщины в одной камере со мной не давали мне присесть, есть… издевались, - голова кружится, практически не чувствую ног, но продолжаю смотреть на следователя с надеждой.

- Ты мне собралась рассказывать тюремные истории? У меня нет времени на такой бред. На жалость давить не надо.

- Простите, как к вам можно обращаться?

- Петр Иванович, - крутит в руках шариковую ручку. – Так что, побеседуем по душам? Или… - склоняет голову набок.

- Я только за! Надо быстрее во всем разобраться! – у меня даже открывается второе дыхание, от перспективы доказать свою невиновность.

- Отлично. Тогда вот ручка, пиши чистосердечное, - поглаживает бороду.

- Нет! Все не так! Я не совершала этого! – перехожу на крик. Надежда рассыпается у меня на глазах.

- Не совершала… ммм… - перебирает бумаги у себя на столе, вытаскивает несколько листов. – Свидетели неоднократно видели вас с Леонидом Якушенко. Есть распечатка ваших милых любовных разговоров, душещипательных сообщений. Соседка подтвердила, что вы вместе вошли в квартиру. Леонид был жив и здоров. А из вашей квартиры, Ирина Антоновна, его уже вынесли… Еще куча мелких доказательств. Можете сами прочитать… Тут все как на ладони. Попались, голубушка, - широко улыбается. – В вашем случае, признание – единственный выход.

- А камеры на подъездах? – перед глазами черные круги. Смысл слов медленно разрывает меня на части. – Я не заходила с ним в квартиру! Я его вообще не знаю!

- Камеры, увы, вышли из строя. Но вас также отлично запомнил и сосед, который ехал с вами в лифте, - подмигивает мне.