— Я думала, ты открыт для обсуждений, — мятежно смотрит в мои глаза.

— Видимо нет. — Ставлю на стол стакан и встаю, собираясь отлить и упростить этой Алёне задачу.

17. Глава 17

Кирилл

Застегнув ширинку, нажимаю на слив и мою в умывальнике руки, после чего вырываю из бокса салфетку.

В кармане джинсов вибрация, которую улавливаю с опозданием. Башка достаточно мутная, чтобы в ней притормаживали нейронные связи, поэтому входящий от матери в данный момент вообще не в тему, но упершись рукой в стену, послушно принимаю вызов.

— Привет, — бормочу.

— Здравствуй, сынок, — вздыхает она.

Эта наша новая фишка.

Теперь она звонит каждый вечер, чтоб узнать, как у меня дела.

Это не самый нормальный порядок вещей, но я не возражаю. Думаю, ей тоже нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что я больше не живу с ней в одном доме.

— Твоя бабушка настоящий партизан. Слова не вытянешь. Может хотя бы от тебя я узнаю, стоимость твоего проекта?

— Стоимость еще до конца не определена, — вру, не желая посвящать ее в то, чем рискую.

В первую очередь я не хочу, чтобы об этом знал отец. Я сам попросил его мать, свою бабулю, никого не посвящать в суть наших с ней дел. С родителями матери я тоже общаюсь, просто они живут в соседней области. Дед до сих пор читает лекции по высшей математике в своем университете, поэтому переезд никогда не рассматривался.

— Могу я хотя бы взглянуть чем ты занимаешься? — спрашивает она. — Или это тайна?

— Не тайна. Если хочешь взглянуть, взглянешь.

— Это радует.

Помолчав, все же задает свой вопрос:

— Твои “каникулы” все еще продолжаются? Или тебе надоело по чужим квартирам болтаться?

Мне не надоело.

С каждым днем я все больше вхожу во вкус.

Кажется, до того дня, пока не свалил из дома, я не понимал всю степень своей угнетенности. Все из-за него. Из-за отца. Сейчас мне кажется, что я скорее сдохну, чем проиграю. Надеюсь, что я удачливый.

— Как дела у тебя? — перевожу тему.

— В конце недели командировка на два дня. Ты с кем-то встречаешься? — вдруг спрашивает она.

— Нет, — выпрямляюсь.

Из кабинки за спиной выходит какой-то пацан. Моет руки и направляется к двери.

— Вчера я видела Марину…

— Мне это не интересно.

— Ясно. Что ж, она передавала тебе привет.

Очень сомневаюсь. Все, что она может мне передать — это пожелание гореть в аду. После нашего последнего разговора мы ни единым словом не обмолвились, даже находясь в одном помещении. Это было давно, и я хреново те дни помню, потому что… тупо бухал несколько охрененных дней. После того, как Калинина попросила больше ей не писать и не звонить, я зависал в “Барабуле” гребаную неделю.

— Передай ей взаимный привет, — усмехаюсь.

Оборачиваюсь, потому что в отражении зеркала за своей спиной вижу Алёну.

Войдя в дверь мужского туалета, она с независимым видом осматривается, и это просто гребаная фантастика!

— Пздц… — бормочу в трубку, пораженный.

— Что? — переспрашивает мать.

— Ничего, — откашливаюсь, наблюдая за тем, как эта девица складывает на груди руки и впивается в меня глазами. — Мне идти надо.

— Ладно. Спокойной ночи.

— И тебе, — сбрасываю вызов и толкаю телефон в карман. — Ты в курсе, зачем люди в туалет ходят? — спрашиваю, развернувшись.

— Я не стеснительная, — пожимает она плечом.

— То есть, я могу помочиться? — киваю на писсуар.

— Если тебе не терпится.

Мне не терпится узнать, какого хрена ей от меня нужно.

— Я весь внимание. — Кладу на пояс руки.

Дальше случается волшебство.

Ее лицо становится напряженным, и я вопросительно выгибаю брови.

Заправив за уши волосы, прячет ладони в задние карманы своей короткой юбки. Облизнув губы, кусает их, продолжая долбить меня этим пристальным взглядом.