Султанов медленно поворачивается – весь такой из себя, напыщенный индюк. На меня смотрит как нашкодившего котёнка, будто я в туфли его дорогущие помочилась, и вроде ругать надо, но как-то жалко очень. А я едва держу себя в руках. Пунцово-красные щёки пылают огнём, от стыда хочется провалиться на цокольный этаж нашего офиса.

Вот как объяснить новому генеральному, что я ничего криминального не совершала и что на совещание я раньше постоянно ходила вместо начальника, потому что мой шеф – тот ещё мудак, который на должности своей годами сидит и плевать на всех хотел, ведь у него там кто-то из родственников в акционерах нашей компании.

– Прошу простить. Это больше не повторится, – строго чеканю я, хотя на самом деле хочется нагородить с три короба, но я молчу, потому что боюсь потерять работу.

Он деловито кивает.

Решив, что на этом взбучку можно считать закрытой, встаю из-за стола.

– Я могу быть свободной?

– Да, конечно.

На трясущихся ногах иду к выходу. В голове полный сумбур. Я, конечно, понимаю, что десять лет не прошли даром и я немного раздалась в бёдрах, прибавила в весе, но как бы узнать-то можно. Ладно, ну не немного я раздалась в бёдрах, подумаешь… Больно и нужен был! Так ещё и лучше, если не помнит меня. Перспектива заменить фикус на подоконнике в его кабинете совсем не кажется радужной, вообще-то.

В кабинет приползаю раненой улиткой, опускаюсь на стул и медленно сползаю по его спинке.

– Алён, ну чё как? Давай рассказывай! – с ходу налетает Лариса.

– Как тебе генеральный? Ничего так, да? – подключается Ира.

– Девочки, отвалите от меня. Я в печали, – лицом утыкаюсь в стол, теперь ощущая себя раздавленной улиткой.

– А что не так-то? – возмущается Ира и я слышу, как на неё строго шикает Лариса.

– Алён, а, Алён? – ластится Лариса. – Давай чайку с шоколадкой попьём? Звонил Павлович, сказал не будет его сегодня. Так что гуляем, девоньки!

***

Работу в нашей службе я завершаю последней и всё из-за моего начальника, который должен был написать отчёт в фонд социального страхования ещё на прошлой неделе, но дотянул до последнего дня и на работу так и не пришёл. Козёл!

Погасив в кабинете свет, спускаюсь на лифте, а затем, миновав пост охраны, выбираюсь на улицу. Обидно на самом деле. Последний рабочий автобус отъехал час назад, следующий будет с новой сменой, ближе к полуночи. Блинский блин называется! Попала по всем статьям, потому что до автобусной остановки, что расположена за территорией нашей фирмы, три дня пеша, а потом ещё неизвестно сколько ждать, когда приедет маршрутка. Проще вызвать такси, но я не могу себе его позволить чаще трёх раз в месяц, а на этот месяц лимит уже давно исчерпан.

Щиколотки безбожно ноют, давая понять, что они не подписывались на такой марафон этим вечером. Я уговариваю себя продержаться ещё чуть-чуть, пообещав по возвращении домой, побаловать свои пяточки успокаивающей ванной.

За спиной шуршат резиновые покрышки, оповещаю о приближающейся машине. Отхожу в сторону, уступаю дорогу.

Большой внедорожник останавливается в нескольких метрах от меня, стекло опускается, и глаза водителя впиваются в мои стосантиметровые бёдра.

– Алёна Михайловна, садитесь, – говорит водитель внедорожника голосом моего нового генерального директора.

Я будто уже по привычке, вживаюсь в роль памятника, обдумывая. С одной стороны, мне очень хочется стащить со своих ног десятисантиметровые каблуки и погладить уставшие лодыжки, а с другой стороны, находится в закрытом пространстве в непосредственной близости с Султановым – я как-то не горю желанием. Вообще-то, он козлина похлеще Павловича, вон как меня отчитал после совещания. Но ради того, чтобы поскорее доехать до станции метро с ветерком, я уж так и быть – потерплю рядом с собой нового босса.