Она была добра ко мне, искренне любила папу и вовсе не напоминала злобных мачех вроде Клариссы40 из моего любимого фильма.

Но она была другой женщиной. Не мной. И не моей мамой.

Краем глаза я заметила, как Энни едва заметно качнула головой, словно прося папу не давить на меня. Из-за этого милого жеста я почувствовала укол вины за свое поведение.

– Немного волнуюсь, – призналась я, пытаясь выглядеть спокойной. – Все-таки новая страна, культура, язык и все такое.

– Детка, ты отлично говоришь по-испански, – отозвался папа. – Ты была лучшей в классе, и твое вступительное сочинение для школы Святого Себастьяна признали одним из лучших в этом году. Думаю, твои новые одноклассники должны волноваться гораздо больше, чем ты.

– Да, наверное, так оно и есть, – согласилась я.

Энни мягко улыбнулась, ее глаза светились теплом и уверенностью.

– Уверена, все будет замечательно, – сказала она, передавая коробку моих любимых хлопьев «Лаки шармс». – Ты ведь такая умница! А твоя доброта обязательно привлечет новых друзей. Уже сегодня ты найдешь тех, с кем сможешь подружиться.

Она замолчала, будто размышляя о чем-то, но затем продолжила:

– А знаешь, может, пригласишь их к нам домой? Я приготовлю закуски и напитки, закажем пиццу, устроим небольшую вечеринку. Что скажешь, Джей?

– Звучит здорово, – поддержал отец, улыбнувшись жене. Его лицо озарилось неподдельной радостью.

– Ты могла бы пригласить к нам друзей в субботу.

«Ага, только сначала их надо найти, не так ли, милая Энни?» – подумала я, но вслух добавила:

– Эм, да. Так и сделаю. Спасибо.

Взяв протянутую тарелку, я выплеснула молоко поверх хлопьев и принялась за завтрак. Пока я медленно жевала, краем глаза уловила, как папа, сияющий от счастья, кивнул Энни и тихо прошептал «спасибо», а она в ответ накрыла его руку своей.

Черт, ладно. Должна признать, они были милыми.

***

Когда мы подъехали к воротам школы Святого Себастьяна, папа плавно затормозил в зоне высадки. Она предстала перед нами во всем великолепии: многочисленные кирпичные строения, напоминавшие огромный старинный замок и окруженные зелеными лужайками, где студенты в гранатовых формах отдыхали под кронами вековых деревьев. Воздух здесь казался чище, пространство – шире, а сама школа – настоящей крепостью знаний.

Я уже хотела выскочить наружу, но папа неожиданно положил руку мне на плечо.

– Милая, ты ведь знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете, правда?

Вот черт. Первый урок начинался через считанные минуты, и совсем не хотелось затягивать прощание долгими серьезными разговорами. Поэтому я решила поскорее с этим покончить.

– Конечно, пап. Я тоже тебя люблю, – быстро проговорила я, наклонившись и поцеловав его в щетинистую щеку. – Но мне пора. Опаздываю.

– Думаю, у тебя есть пара минут.

– Но…

– Всего две минуты. Есть вещи, которые я хочу прояснить, потому что чувствую, что это необходимо.

– Ла-а-дно, – протянула я и откинулась обратно на сиденье. – У тебя есть две минуты.

Папа благодарно улыбнулся и, прочистив горло, начал:

– Ты была такой крошечной, когда родилась. Я боялся даже дотронуться до тебя, думая, что могу случайно навредить. Одна мысль о том, что мое прикосновение может принести тебе боль, приводила меня в ужас. И спустя шестнадцать лет ничего не изменилось, пчелка. Я до сих пор боюсь причинить тебе боль – словом, поступком, любым своим решением. – Он крепко сжал мою ладонь. – Но кажется, что, женившись на Энни, я сделал то самое, чего так страшился. Я причинил тебе боль… Подвел тебя…

Голос его сорвался, а глаза наполнились влагой. Он казался уязвимым, и сердце сжималось от жалости.