– Так они вообще эмоциональны как белые медведи…

– Ваш муж пытался добрать из вашего брака то, что недополучил в детстве. Пока вы жили вместе со свекровью, он словно не выходил в мир взрослых людей. Как только вы остались одни, перед ним встала задача занять место главы семьи. А это очень большая психологическая нагрузка… – спокойно говорила Карцева.

– Но ведь ему как раз показалось на деловых играх, что он в этой жизни может больше! – напомнила Елена.

– Возможно, может, но без вас… Вы не даете ему упасть и научиться подниматься. Вы его подхватываете… Вы точно так же подхватывали своих первых мужей. И дочь…

– Значит, я во всем виновата… – Елене опять показалось, что зря она пришла к Карцевой. – Мне кажется, у меня начинается депрессия… А мне нельзя останавливаться. Надо работать, ведь все на мне…

– Депрессия – один из главных способов справиться с потерей значимого объекта. Кроме нее, на этом поле существуют отрицание потери или ее значения и быстрая замена его новым объектом… Выбирайте, – улыбнулась Карцева, словно разложив все это перед ней на прилавке.

– То есть вы хотите сказать, что я могу сейчас начать страдать, а могу взять и найти новую игрушку?

– Именно. Все зависит от поставленной задачи…

– Но это как-то совсем бездушно… – скривилась Елена и показалась себе мышью, которой в лабораторных условиях вшили в зону удовольствия в мозгах электропроводок.

– Так ведь, мне кажется, вы пришли за облегчением психологического состояния, а не наоборот… Это не более бездушно, чем давать наркоз во время операции или аспирин при высокой температуре! – рассмеялась Карцева. – Со своей депрессией надо просто суметь построить коммуникацию.

– Мне хотелось ее перетерпеть… Потом я подумала, что вы сможете ее уменьшить. Теперь я слышу, что можно избавиться от нее, как от телепрограммы, переключив на другой канал…

– Вам это кажется странным?

– Душа обязана трудиться…

– А кто говорит, что нет. Но «боль» – это не труд. «Герой терпит боль» – лозунг тоталитарного государства, в котором запаздывает культура обезболивания… Запрет на осмысление боли – запрет на осмысление функции боли.

– А какая функция у боли? – удивилась Елена.

– В данный момент она освобождает вас от чувства вины за то, что вы разводитесь с таким хорошим мужем. В прежних разводах у вас были «привычные» для общества причины. Измена, пьянство… – намекнула Карцева.

– Это точно. До сих пор не знаю, что на работе сказать… они ждут истории, а я молчу… Про родителей даже думать боюсь, за тех мужей пилили. А этот тем более птичка божия!

– А как бы вы себе самой объяснили, почему вы хотите развода? – прищурилась Карцева.

Елена молчала минуты две, наморщив лоб, потом вдруг выпалила:

– Наверное, мне важнее сохранить себя, чем наш брак. Я смотрю иногда на Караванова. Вроде хороший… но ведь так и жизнь пройдет…

– Как так?

– Скучно, пресно, тускло…

– Получается, что вы наказываете себя депрессией за то, что хотите интересной, веселой, яркой жизни?

– Да… Сразу представляю себе постные физиономии родителей: «Ну что, еще не набегалась по чужим мужикам? Хороший пример подаешь дочке!» Ненавижу! Смешно, я, как поняла, что развожусь, пошла на свиданье по Интернету. Представляете? В браке с Каравановым, конечно, совсем святошей не была. Но это были постельные истории, а не свиданные. Не искрило… Я была такая тетка-кошелка, которая любовника заводит, по-хозяйски пораскинув мозгами… А сейчас мне влюбляться хочется, кокетничать, дурака валять… Я думала, такого в моем возрасте уже не бывает.

– Это с возрастом не связано. Ко мне семнадцатилетние ходят с лицами, как будто каждый день кого-то хоронят. А на самом деле это их родители воспитанием похоронили…