И после паузы:
– Убила, она меня убила! Где моя Лиля? Где Лиля? – он бормочет что-то невнятное и причитает, как старуха, живущая в конце улицы.
– Сколько будет два на два? – хочу понять, насколько папа адекватен.
– Не знаю, – говорит папа слезливо.
В этот момент я понимаю, что папин бред зашкаливает. Хватаю Зефира, не знаю, почему, может, подсознательно боюсь оставлять его с абсолютно невменяемым человеком, и бегу к маме на работу. Мама работает в банке. Красная, запыхавшаяся, влетаю в контору.
– Что случилось?
– Папу привезли пьяного, и он несёт такие глупости, что просто ужас.
– Он ругается матом? – с надеждой спрашивает мама.
– Ругается матом, – соглашаюсь я. Ругаться матом при детях моя чопорная мама считает высшим грехом.
– Деньги делит? – спрашивает она по дороге домой.
– Не делит. Рассказывает, как он тебя любит.
Мама смотрит на меня подозрительно и ускоряет шаг.
– Забудь эти глупости. Папа бредит.
Я и сама так считала. Но почему-то после маминых слов закрадывается червь сомнения. Гоню от себя эти порочные мысли. Мужчины не целуют женщин в срамные места. Такого не бывает.
Пока мама будет папу спасать, я решаю зайти к подружке. Вернулась домой я через часа три.
Папа спал в обнимку с Зефиром. Оба подали голос.
– Лиля, – сквозь сон шептал папа.
– А-ав! – тявкнул Зефир на папин зов.
Папу он любил тоже, не так, как маму, но волновался за него. «Я тебя охраняю», – говорил он ему. Зефир считал нашу семью своей собачьей стаей. Мама была альфа-самкой, лидером. Зефир был на втором месте после мамы в иерархии стаи, а папа на последнем. Папа был самым щедрым в семье и никогда не отказывал Зефиру в лакомых кусочках. Поэтому наша крошечная собачка походила больше на поросёнка на коротких и тонких ножках и папу не уважала за то, что он исполнял её прихоти. Байрона папа подарил своему другу. Бульдог постоянно спал и невыносимо храпел. Мы с сестрой были поражены очередным парадоксом – несоответствием внешности с характером.
Несмотря на неразрывную близость, мои родители спорили каждый день. Папа мне с сестрой:
– Вы не видели вчера по телевизору дрессированную собаку, которая играла на пианино «Собачий вальс»?
Мы не видели.
– Это была не собака, это был медведь, – говорит моя мама.
– Да нет же – собака!
– Медведь!
Несколько дней ничего кроме «собака – медведь» в доме не звучало. Мама пригрозила подать на развод, если папа не признает, что это был медведь, а не собака. Наконец, они нашли кого-то, кто видел эту передачу. Выяснилось, что на пианино играла собака – чёрный лабрадор. Ей к лапкам привязали палочки, этими палочками она ударяла по клавишам.
Мама оказалась неправа, поэтому на тему животных, играющих «Собачий вальс», и не только животных, а вообще об исполнителях «Собачьего вальса» у нас в доме даже близко нельзя было упоминать.
В Доме офицеров папа познакомился с гастролирующими игроками в покер. Они втянули его в игры на деньги, и довольно крупные. Папа таких денег для ставок вначале и не имел. Он их заработал игрой на бильярде. Как правило, он обыгрывал своих соперников и собрал нужную сумму на карточные игры.
Он никогда не проигрывал зарплату. Зарплату, ничтожные сто двадцать, а потом сто семьдесят рублей, папа мгновенно отдавал маме, чтобы даже соблазна не было поставить их на кон.
Окладов моих родителей, довольно высоких по тем временам, едва хватало на пропитание. Для того чтобы приобрести вещь покрупнее – телевизор или холодильник, не говоря уже о пиано детям, автомобиле, приходилось копить деньги или покупать «в рассрочку». Папа подрабатывал в комиссиях по приёму экзаменов на водительские права. Ему неоднократно предлагали взятки. Он приходил в ужас от самой мысли об этом (права неумелому водителю?!) и не хотел могил на своей совести.