– По… пожалуйста. Кто-нибудь…, – выдавила из себя женщина с такой хрипотой в голосе, что в любой другой ситуации напугала бы саму себя.
Когда женщина, наконец, доползла до лестницы, послышался скрип. Тень встала со стула. В этот момент Полина окончательно потеряла силы и снова погрузилась в темную и беспросветную бездну.
Лишь одно слово промелькнуло в ее увядающем сознании: «Игорь…»
Глава 2
Следующие три дня Полина провела в настоящем сонном бреду. Для самой женщины понятие времени вовсе перестало существовать. Она просыпалась и почти тут же теряла сознание. Утро, день, вечер, ночь – едва ли она могла угадать точно. Отсутствие окон и неизменно тусклое освещение в подвале превращали кратковременные пробуждения в зацикленный круг.
Фрагменты действительности, в которую периодически возвращалась Полина, казались каким-то ночным кошмаром: размытые серые бетонные стены, образ кривой и уродливой деревянной лестницы, а также скудный свет лампочки над головой. Иногда свет казался более ярким, словно перевоплощался в луч настоящего прожектора, напрочь выжигающего сетчатку глаз. В такие моменты голова начинала раскалываться особенно сильно.
Несмотря на сырость и прохладу в подвале, Полину периодически бросало в жар. Впрочем, кто-то успел переодеть ее. Теперь трусики и лифчик прикрывала удобная и свободная пижама в виде серых штанов и рубашки. Женщина не помнила кто, когда и каким образом ее переодел, но сейчас она была слишком слаба, чтобы думать о таких пустяках. Казанцева даже не особо сопротивлялась, когда в сонном бреду ее иногда переворачивали с одного бока на другой. В такие моменты она отчетливо слышала, как некий мужской и на удивление приятный голос приговаривал:
– Вот так-то лучше. Мы же не хотим, чтобы у нас образовались пролежни, Люда?
«Люда… кто такая Люда?»
Еще и запахи, как будто путались в голове Полины. Порой она просыпалась от характерного аромата плесени и сырости, но чаще – перекиси водорода и каких-то неприятных медицинских мазей. В этот момент женщина ощущала, как по ее лбу кто-то нежно проводит руками, снимая бинтовую повязку. Это были пальцы мужчины, причем немолодого, вне всяких сомнений. Даже сквозь бредовый сон Казанцева точно знала, что была права. Жесткие и огрубевшие подушечки говорили о возрасте их обладателя, равно как и о ручном труде. Она ощущала, как ее нежную, хоть и уже не девичью кожу, буквально царапают шелушащиеся подушечки.
– Ушиб головного мозга – дело серьезное, – доносилось до Полины каким-то эхом. – Ну ничего, мы тебя быстро поставим на ноги. Ты всегда умела вляпаться в неприятности, дорогая моя! Да уж…
«Всегда?»
И опять же, голос, пускай далекий и туманный, был очень приятным. Он пропитывал каждое слово такой теплотой и заботой, что Полина невольно ощущала себя в безопасности, пусть и в самых неприятных для себя обстоятельствах. Услышав этот голос впервые, она хотела было что-то сказать в ответ, но губы словно налились железом, голова пошла кругом, и Казанцева вновь потеряла сознание.
Когда незнакомец приподнимал голову Полины для обработки затылка или чтобы аккуратно влить в ее рот немного воды и лекарств, из женщины словно уходили последние силы. Она и до этого не чувствовала своего тела, а теперь и вовсе стала тряпичной куклой в чужих руках. Страх и отчаяние лишили Казанцеву последних сил, чтобы бороться или даже закричать. Женщина четко осознала, что находится в чьем-то плену.
Сопротивляться было бесполезно.
Размытый силуэт хозяина подвала никак не сходился для Полины в цельную картину. Иногда она пыталась с ним заговорить, но ее рот выдавал настолько несвязные звуки, что даже сама женщина не понимала их суть. Тем не менее она ощущала, что незнакомый мужчина явно заботится о ней. И тогда замешательство и отчаянье уступали место… надежде. Быть может, у трассы ее нашел местный лесник? Какой-нибудь дремучий старец, что не имел средства связи и приволок несчастную в свой домик в лесу? А все, что происходит сейчас – лишь попытка выходить бедную женщину? Ведь не может быть так, что ее просто взяли и похитили?