Через полчаса наша сессия напоминала жалобы двух детсадовцев, которые пришли к воспитательнице и наперебой ябедничают друг на друга. Полина, как маленькая злая собачка, тявкнув и укусив мужа, убегала в свое бронированное убежище, зависая в долгом тягостном молчании. Родион вскрикивал от боли и пытался сказать жене, что ему больно, высказать, чего он хочет, но обращаться было не к кому. «Чур, я больше не играю», – говорило из-под брони лицо с плаксивым выражением.

В какой-то момент мне стало не по себе, начала закипать злость. Как гештальт-терапевт я четко осознавала, что чувства принадлежат не мне, а только отражают то, что происходит между супругами и сильно подавляется.

– За что ты злишься на своего супруга?

Вопрос был задан Полине. Но они одновременно, чуть привстав со своих мест, дуэтом начали говорить на повышенных тонах:

– Скажите ему…

– Скажите ей…

– Уважаемые, я психолог, а не переводчик с русского на русский. То, что вы хотите сказать друг другу, все, что накипело, вы можете напрямую высказать прямо сейчас.

Дело слегка застопорилось. Они давно разучились разговаривать друг с другом. Их общение в последнее время превращалось либо в бомбежку из упреков, претензий и обвинений, либо в молчание. Притормозив на полном ходу, они снова хором начали высказывать друг другу то, что наболело. Я далека от того, чтобы с точностью изложить их претензии друг к другу, но приблизительно это звучало так:

– Ты поздно приходишь домой! Я тебе больше не интересна! Конечно, на работе тебя осаждают малолетние телки! Зачем тогда надо было жениться? Гулял бы себе сколько влезет! Дома ничего не хочешь делать, сколько раз просила тебя потолок на кухне привести в порядок! От тебя вечно несет либо женскими духами, либо перегаром! Так и знала, что ты алкоголик!

Настраиваясь на клокочущую от возмущения клиентку, я ощущала странную внутреннюю пустоту, так, словно основная часть того, что она говорила, не имело под собой основания. Может быть, впервые за годы своей практики я не сочувствовала женщине. Я чувствовала ее цепкость, живучесть, «слабость», способную переломать другого через колено. Сопоставив факты, которые Полина озвучивала на клиентских группах, я находила подтверждение своим догадкам. На какое-то мгновение я отстранилась от роли психотерапевта. Сейчас я выступала, скорее, в роли защиты обвиняемого.

– Полина, вы действительно чувствуете запах духов и перегара?

– Да, чувствую, – с упрямым выражением лица ответила женщина.

– Странно. Когда вы впервые пару лет назад пришли на расстановки, то сказали, что из-за перебитого носа потеряли обоняние.

– Но я думаю, что запах есть, – уже не так напористо парировала супруга.

– Вы когда-нибудь видели мужа рядом с женщиной в более интимных отношениях, чем это допустимо с коллегой на работе?

– Сама не видела. Но и так понятно, что они виснут на нем.

– Полина, а кто был инициатором вашего брака?

– Я. Он хотел, но «телился». Я сказала, что пока паспорта в загс не отнесем, – никакого секса.

– Скажите, пожалуйста, сколько раз за семь лет вашего брака этот, как вы говорите, «алкоголик», приходил домой пьяным?

– Один… Но я знаю, как это бывает!

– Полина, вы говорили, ваш отец пил?

– Да, и дед тоже, и дядя в петлю полез от белой горячки, и брат двоюродный пил, и муж сестры умер от пьянства, и все мои предыдущие мужья были пьяницами.

– А вы выходили замуж уже за конченых алкоголиков?

– Нет, вначале они не пили. Разве что как все – по праздникам. А через пару лет их словно кто-то подменял и они спивались. Почему мне так не везет? Вот и Родион спивается. Все мужики – пьяницы.