В ответ последовало молчаливое кивание. Никто не осмелился перечить. Все понимали, что Колесов не шутит. И что лучше не испытывать его терпение.

А через два дня Колесова сняли с должности, новый главный врач вызвал Олега к себе, приказал сидеть у себя в палате и вообще не высовывать носа. Иначе он пойдет из госпиталя, не долечившись, а последствия проникновения в задний проход может привести к выпадению толстой кишки и недержанию кала, ведь он не хочет быть ходячим туалетом. Олег шел по коридору, опустив голову, стараясь не закричать от раздирающей его боли в душе. Он с кем- то столкнулся, поднял голову, на него смотрела Аня, она держала свои вещи. Улыбнулась и вдруг поцеловала его в щеку.– Держись, у тебя все получится.

Его больше никто не трогали, все обходили стороной. Пытался позвонить домой, но телефон был отключен. А соседские телефоны не помнил.

Ангара тихо неспешно несла свои воды, несмотря на его внутреннее смятение. Он смотрел на темную воду, и ему казалось, что она зовет его, обещая покой и забвение. Забвение от боли, от унижения, от предательства, которое он не совершал.

Он закрыл глаза, чувствуя, как ветер треплет его волосы. Вспомнил лицо Муджахада, его слова- "У каждого есть предел. Так какой у тебя предел Али? Я хочу знать" Но он не остановился. Он верил, что сможет доказать свою невиновность, что сможет вернуть себе честное имя. Но теперь… Теперь он понимал, что Муджахад был прав. Предел достигнут.

Он открыл глаза и сделал шаг вперед, но вдруг ветер принес запах хлеба, такого родного и домашнего. Он огляделся, он стоял на Нижней Набережной, недалеко хлебный завод и институт педагогический. Церковь, Костел, Вечный огонь. Его словно потянула туда. Огонь горел ровно и спокойно, он оглянулся на стену серого дома, где были выбиты имена героев, а он предатель. Предатель. Предатель кричал огонь, предатель кричали буквы на стене, Предатель, вдруг рванул ветер пальто. Олег с трудом стоял на ногах, тело молило о отдыхе, но он не мог дать ему его. Он, шатаясь, пошел в сторону Ангары, Спасская церковь белым пятном притянула его. На вывеске проблескивали буквы -музей. Но это церковь где был ОН, бог.

– Помоги, прошу тебя, помоги!– Прошептал Олег. А Ангара текла, словно вторя его отчаянию. Он смотрел на церковь, на ее белые стены, словно на последний оплот надежды. Музей… Какая ирония. Его жизнь, его прошлое, его честь – все превратилось в экспонат, выставленный на всеобщее обозрение, оплеванный и оклеветанный.

Он сделал еще один шаг к реке, но ноги словно приросли к земле. Запах хлеба, запах дома, запах жизни – они боролись с запахом гноя, который словно прирос к нему и запах разложения так остался в носоглотке, словно он проглотил их и страха, с запахом смерти, который преследовал его.

–Помоги… – Снова прошептал он, обращаясь к небу, к Богу, к чему-то высшему, что могло услышать его мольбу. Он не был религиозен, он учил Коран, его еще и там научили. Но, сейчас он не хотел обращаться к этому богу, не хотел и не желал.

Он вспомнил мать, ее добрые глаза.. Как он мог предать её? Как мог предать свою страну?

В голове всплыли обрывки воспоминаний: лица товарищей, взрывы, кровь, крики… И Муджахад, его улыбка, его взгляд. – У каждого есть предел…

Он закрыл глаза, пытаясь ухватиться за что-то светлое, за что-то настоящее. Запах хлеба становился сильнее, перебивая смрад гниющей плоти.

И вдруг из груди вырвался всхлип, резкий, болезненный и сильный. Он разрыдался, как там, на границе, рыдал от боли и унижения, когда его били, требовали сказать, где Азис Коралл, а он даже не знал кто это. А он, умоляя, что бы ни били, а его били и били. Он упал на колени. – Господи за что, за что, я не могу больше, не могу.– Вдруг вырвался из его груди крик. Но ветер ответил ему молчанием и обжег лицо. Олег замычал и с трудом поднялся. Сколько шагов до воды, наплевать сколько, он дойдет и всем будет легче. Это его предел, предел боли, предел веры, предел надежды. Вот и край.