Полагаем, что при таком подходе автор рассматривает ответственность как форму государственно-принудительного воздействия на правонарушителя – тот же ретроспективный аспект, и, в общем-то, не очень понятно, чем такое определение отличается от общего определения юридической ответственности (специфика не оговорена, но сделан акцент на государственном принуждении). Кроме того, абсолютно неверно сводить семейно-правовую ответственность только к государственному принуждению. При применении такого однобокого подхода происходит игнорирование диспозитивности семейно-правового регулирования отношений, вытекающих из брака и принадлежности к семье.

Справедливости ради следует указать, что в более позднем определении Л.Е. Чичерова говорит о семейно-правовой ответственности уже более мягко – как о мере возможного воздействия на правонарушителя. И хотя это также противоречит логике ретроспективного подхода к ответственности-наказанию (т. е. предполагается, что такое воздействие может быть и не оказано), автор сделал акцент на диспозитивном методе семейного права, который получил достаточно широкое применение в практике, исходя из конструкции семейно-правовых норм. Полагаем, что при такой трактовке есть потенциал для реализации позитивного подхода в отношении семейно-правовой ответственности.

Особый акцент вышеуказанный автор делает на форме реализации. Семейно-правовая ответственность предусмотрена нормой права или договора, реализуется при нарушении этих норм или имеет превентивный характер. Одна из первых в науке семейного права Л.Е. Чичерова исследовала применение в семейном праве норм гражданского, административного и уголовного законодательства вместе с мерами семейно-правовой ответственности, придя к выводу, что «в семейном праве ответственность имеет комплексный, межотраслевой характер»[80]. Однако эти же самые предпосылки приводят О.Е. Репетеву к суждению об отсутствии самостоятельности семейно-правовой ответственности. Л.Е. Чичерова же именно в этом видит специфику семейно-правовой ответственности, что вполне оправдано и заслуживает поддержки.

Принципиально не отрицая применения комплексного подхода к семейно-правовой ответственности, полагаем, что она все же имеет самостоятельный характер и в первую очередь регулируется нормами семейного законодательства. Нормы иной отраслевой принадлежности будут иметь субсидиарный характер по отношению к семейно-правовым нормам. Тем самым полагаем возможным выделить институт семейно-правовой ответственности в системе отрасли семейного права.

Таким образом, по мнению Л.Е. Чичеровой, семейно-правовая ответственность является мерой возможного воздействия на правонарушителя, которая имеет межотраслевой комплексный характер[81]. Это мнение представляется весьма логичным, но затруднительно реализуемым на практике. Мы полагаем неприемлемым рассмотрение семейно-правовой ответственности лишь как меры возможного воздействия на правонарушителя по следующим основаниям. Использование дефиниции «мера возможного воздействия» предполагает существование определенного субъекта, который будет воздействовать на правонарушителя в пределах санкции правовой нормы. Кроме того, следует помнить, что семейно-правовая ответственность не является единственным способом воздействия на нарушителя семейно-правовых норм, он может ощущать на себе воздействие принуждения к исполнению договора, мер защиты и т. д. Такое понимание семейно-правовой ответственности, прежде всего, стирает грань между мерами защиты и мерами ответственности. Кроме того, такая позиция не отражает всей палитры отличительных признаков семейно-правовой ответственности, не отражает наличия особого статуса у правонарушителей и потерпевших как субъектов правоотношения семейно-правовой ответственности.