Как-то в начале века нынешнего я приехал к Татьяне в гости. Пообщавшись и погуляв пару дней по Минску, мы вместе с её младшим сыном Серёжкой поехали в Гродно. Таня привезла нас на своей иномарке прямо к пятиэтажке, где жили родители и её младший брат. Дядя Володя сильно изменился, отрастил усы, постарел. Однако взгляд оставался таким же тёплым, приветливым. На следующее утро все вместе мы отправились на дачу.

Шесть соток с весьма скромным домиком располагались на самой границе садового товарищества, рядом с прекрасным сосновым бором. Ранним летним вечером мы разожгли костёр на большой поляне и устроили посиделки с шашлыками, с песнями под гитару. Когда стемнело, вернулись на участок, но спать и расходиться не хотелось. Небо было усыпано звёздами. Мы сидели на лавочке возле домика втроём – Таня, дядя Володя и я. С покинутой нами поляны до нас ещё долетал дым погашенного костра, и я вдруг вспомнил такие же звёздные ночи у костров на Карпатах, где в августе 1968-го мы студентами были в походе по местам боевой славы. Вспомнил и рассказал, как однажды в городке Мукачево мы проснулись ночью от рёва самолетов и грохота танков, идущих нескончаемой колонной под окнами школы, в классах которой мы ночевали. Как из своих транзисторных приемников услышали сообщения то ли «Немецкой волны», то ли «Радио Свободы» о том, что наши танки вошли в Чехословакию. И тут, вдруг, немногословный обычно дядя Володя начал рассказывать о своей причастности к этой операции. Правда, его лётная часть, дислоцированная в Венгрии, участвовала не в самом вторжении, а лишь в его подготовке – разведке с воздуха и в аэрофотосъёмке. Последняя потребовалась, поскольку вдруг оказалось, что наши войска не располагали нормальными топографическими картами местности. Может быть, потому что ни Венгрия, ни ЧССР, ни другие соцстраны не рассматривались нашими стратегами в качестве возможного театра военных действий. Потребность в картах была настолько срочной, что работать приходилось даже по ночам. С самолёта сбрасывалась на парашюте осветительная ракета, и пока она летела, производилась съёмка. Дядя Володя, смеясь вспоминал, как однажды не догоревшая до конца ракета упала на чей-то сарай или амбар (Слава Богу, не на дом!). Лётчики получили взбучку от начальства, а хозяин амбара – компенсацию за ущерб от пожара. Этот эпизод потянул за собой другие воспоминания о годах службы в Венгрии – о бедном жизни простых мадьяр, обед которых в те времена мог состоять из картошки с красным перцем и луком, об их странной для русских традиции проводить целый вечер в кафе с одной рюмочкой сливовицы. Присоединившись к рассказам отца, Таня вспомнила галантность венгерских мужчин, которые, прощаясь с дамой, кем бы она им не приходилась, непременно произносили традиционное «Чоколом!», что значит «Целую ручки!». Это была последняя наша встреча с дядей Володей. Вскоре после этого он перенёс инсульт и на долгие годы был прикован к постели. А наше общение свелось к редким разговорам по телефону.

Таня, естественно, помогала родителям в постигшем их несчастье, приезжала из Минска, подключала все свои гродненские связи, находила нужных специалистов для обследования больного отца. Но основной груз, конечно же, лёг на плечи его жены Ирины. Вот, странно – супругу дяди было бы логично называть тётей, но я всю жизнь называл её просто Ириной и лишь в последнее время, когда возраст её стал приближаться к восьмому десятку, я узнал её отчество – настолько молодо всегда выглядела эта женщина. У меня нет сомнений в том, что всю свою энергию, жизнестойкость и оптимизм Татьяна унаследовала именно от мамы. О её жизни я знал очень мало. И поэтому однажды во время нашей встречи в Минске я попросил её поделиться воспоминаниями, что она и сделала весьма охотно. Мне оставалось лишь записать её рассказ, который я привожу ниже.