– И именно поэтому сегодня я готова повиноваться тебе во всём, – грустно усмехнулась Филомена, глядя на взволнованную девушку. – Я покоряюсь добровольно и без принуждения, по собственному решению, независимо от своих желаний, и пусть это станет для тебя примером. Это та мудрость, которую я хочу разделить с тобой.

Кинана порывисто вскочила, и её губы жадно впились в губы Филомены. Она так стиснула объятья, что иерофантида тихо вскрикнула от боли. Не прекращая покрывать лицо, шею и грудь Филомены поцелуями, Кинана с неожиданной для хрупкой девушки силой перенесла женщину на ложе, хотя та была и выше, и крупнее неё.

Они не заметили, сколько прошло минут, часов или дней. Поначалу Филомена держалась скованно, но напор Кинаны заставил её отбросить сомнения. Теперь женщина и девушка, утомлённые и покрытые испариной, лежали, тесно прижавшись, как сказала Ахело Хисская, «единым существом на жертвеннике Аэлин». Они молчали, нежно глядя друг на друга.

– Я… – попыталась произнести наконец Филомена, но Кинана тут же прервала её долгим поцелуем.

– Так что ты хотела сказать? – спросила царевна, оторвавшись.

– Я хотела сказать, что это было прекрасно, – переведя дыхание, выдохнула иерофантида.

– Прекрасно? Это было лучше всего на свете! – воскликнула Кинана, теснее прижимаясь к Филомене. – Но ты так это сказала… Тебя всё ещё что-то беспокоит?

– Именно: меня беспокоит, что ты так считаешь. Ты ещё не была ни с мужчиной, ни с другой женщиной, ни с кем, кроме меня, а уже судишь о том, лучше всего это или нет. Боюсь, я повлияла на тебя своей несдержанностью.

– Филомена, мне не нужны ни мужчины, ни женщины – никто, кроме тебя, – горячо прошептала Кинана.

– Мне самой стыдно от того, насколько я этому рада… Надеюсь, Калаида простит меня, когда мы встретимся в чертогах Урвоса.

– Ты сказала правду? Вы с мамой не были возлюбленными?

– Нет, что ты. Мы с ней делили ложе лишь однажды, на её посвящении, и для неё это была необходимость. Признаюсь честно, я хотела, но Калаиду привлекали только мужчины. Слышала бы ты, как она говорила о твоём отце, ещё когда свадьба с царевичем казалась чем-то невероятным: какой он сильный, какой смелый, как умно рассуждает о Мидонии, как ловко сразил медведя одним копьём… – Филомена тепло улыбнулась, вспоминая. – Да… Я так ревновала тогда, я ведь была такой же, как ты, это Калаида всегда была мудрой и рассудительной. А уж когда я услышала, что твой дед Антипп добился обручения дочери с царевичем, я думала, с ума сойду. Как видишь, я не отличалась большим умом.

– Как и я сейчас, – рассмеялась Кинана. – Филомена, я люблю тебя…

– Я знаю, девочка, знаю. Видят боги, я противилась как могла, но у меня больше нет сил на это.

– Значит, мы будем вместе и после того, как выйдем отсюда?!

– Если будет на то воля Даяры, – вздохнула иерофантида.

Радостно взвизгнув, Кинана бросилась целовать Филомену.

– Кинана, да постой же ты! Уже проходишь посвящение, а ведёшь себя как дитя. В конце концов, может, это и к лучшему, может, это та мудрость, которую я должна отсюда вынести?

– Любимая, ты не пожалеешь об этом, – убеждённо прошептала царевна, ещё раз целуя иерофантиду. – Послушай, а что теперь? Неужели это и есть разделение мудрости?

– Только часть. Или ты думала, что на этом посвящение закончено?

– Не знаю. Мне ведь должна была открыться Даяра, но мне не кажется, что это случилось.

– И ты совершенно права. Я разделила с тобой мудрость, дав пример добровольного подчинения. Теперь ты должна доказать, что восприняла её. Если да, Даяра откроется тебе. Это последняя и самая сложная часть церемонии. Ты готова или хочешь ещё отдохнуть?