– Я запомню это.

– Не запоминай, а обдумывай и соглашайся или не соглашайся по своей воле. Итак, начинаем.

Сёстры выстроились среди стоячих камней, образовав два широких круга, у алтаря остались Кинана, Эйхена и три дриады. Кинана встала справа, Эйхена – слева, Аэльмеоннэ воскликнула:

– Ийэ Дайарэ, эстима, эстенессема! Дайарао аксимос, эстимо, эстенессемо!

– Ийэ Дайарэ, эстима, эстенессема! Дайарао аксихомос, эстимо, эстенессемо! – хором откликнулись сёстры и медленно двинулись вокруг алтаря: внешний круг – по солнцу, внутренний – против.

– Спренсиэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! Найимос эйэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! – Аэльмеоннэ, воздела руки, и хор отозвался:

– Спренсиэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! Найихомос эйэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! – Движение хоровода ускорилось.

В руке Аэльмеоннэ словно из воздуха появился шестигранный стилет из полированного светло-коричневого дерева, древесные кольца бежали по клинку завораживающим узором. Дриада вытянула кинжал перед собой, указывая на Эйхену.

– Эйхена, дочь Омы, ручаешься ли ты за ту, кого ввела сегодня в круг?

– Кровью своей. – Эйхена скинула балахон, оставшись обнажённой.

– Свидетельство принято.

Аэльмеоннэ быстрым движением кольнула Эйхену в грудь и подставила лезвие, собирая кровь. Потемневшим от крови стилетом, она взмахнула над алтарём, и красные капли причудливым узором окропили серый камень. Очистив лезвие рукой, дриада повернулась к Кинане.

– Кинана, дочь Калаиды. Желаешь ли ты стать частью круга? Что ты готова пожертвовать для этого?

– Желаю. Жертвую кровь свою! – звонко воскликнула Кинана, скидывая балахон.

– Жертва принята.

Окропив камень кровью Кинаны, Аэльмеоннэ обратилась спиной к алтарю.

– Я Аэльмеоннэ, дочь Иэльниэтиэммо, желаю, чтобы Кинана, дочь Калаиды, стала частью круга, подтверждаю своей кровью.

Кольнув себя в грудь, дриада собрала густую янтарно-жёлтую кровь на клинок, окропила ей алтарь и, воздев руки к небу, прокричала:

– Спренсиэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! Хом таласхоимо кариэ, Дайарэ, эстима, эстенессема!

Хор повторил за ней, и хоровод снова ускорился. Одна из спутниц Аэльмеоннэ исчезла за высоким камнем и вернулась, ведя за шею крупного серого медведя. Могучий зверь яростно рычал и метался, но тонкие, слабые на вид руки держали крепче стального обруча. Легко, словно это был козлёнок, дриада уложила медведя на алтарь и одними руками прижала зверя к камню.

– Спренсиэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! – Стилет Аэльмеоннэ по рукоять вошёл в сердце зверя. – Хом таласхоимо кариэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! – Стилет вонзился в горло. – Спренсиэ, Дайарэ, эстима, эстенессема! Хом таласхоимо кариэ, Дайарэ, эстима, эстенессема!..

С каждым возгласом лезвие вновь и вновь погружалось в тушу, а хоровод ускорялся. Чёрная медвежья кровь лилась потоком, дождём стекая с алтаря. Внезапно Аэльмеоннэ замерла, и столь же резко остановился хоровод. Повисла тишина, нарушаемая лишь стуком кровавых капель о каменный пьедестал. С ног до головы покрытая кровью, дриада протянула руку, и одна из спутниц подала большую каменную чашу грубой работы. Наполнив чашу кровавой капелью, Аэльмеоннэ протянула её Эйхене. Та в молчании выпила шестую часть, дав крови стечь на подбородок и на грудь, и вернула сосуд дриаде. Так же беззвучно дриада передала чашу Кинане, выпила сама и поочерёдно угостила каждую из своих спутниц. Затем Аэльмеоннэ вручила остаток жертвенной крови Кинане.

– Кинана, дочь Калаиды, – торжественно сказала она, – ты знаешь, что составляет путь Даяры, иначе ты не стояла бы здесь. Шесть столпов. Назови их!