Она не поверила своим глазам, решила, что все это ее дурная фантазия. Но тот, что в красном, сомнения развеял.

– Давай, просовывай его в петлю, – приказал он одному из своих спутников. – А ты держи виселицу, раз она не прикрепляется. Казним уже это чучело и дело с концом!

Самый маленький из парней поднял приговоренного, лапы его висели безжизненно, второй парень надел петлю от виселицы на ладонь и потянулся к голове щенка.

– Вы что делаете! – Маша задохнулась. – А ну. отдайте собачку! Ты, козлище, а ну, пошел вон! – Она пробежала пару шагов и остановилась напротив мальчишек – руки в стороны, варежки выпали и спланировали вниз. Двое попятились, озираясь. Младший парень выпустил щенка, он шлепнулся о землю, как куль. Но тот, что крупнее, в красном, не из робких. Повернулся к Маше, нежно-розовое с пухлыми губами его лицо искривилось в брезгливой гримасе. Он поднял согнутую в локте руку, а затем описал кистью полукруг вниз:

– Завязывай! – тон его был ленив. – Ты кто вообще, чтоб тебе отдать?

– Отними, если такая смелая! – подхватил второй.

– Пошла отсюда, цапля драная, а то получишь! – подпел третий.

Маша, тонкая даже в плотном пальто, выглядела младше своих семнадцати, но все же лет на пятнадцать тянула. Она осознала, что два коротышки не слишком опасны, а мальчишка в красном нагл настолько, насколько и жесток. Но что-то уже завихрило, заработало, она хотела бы схватить щенка и убежать, вместо этого подошла совсем близко и со словами «пришибу, поганец тошный», изо всех сил толкнула красного в плечо. Он упал, сел на зад, тут же вскочил и с размаху ударил Машу в грудь.

Началась драка с воплями, вскриками и обещаниями придушить, убить, и показать все, что приходило на ум.

Маша и парень в красном катались по земле, как попало лупили друг друга, и Маша с удивлением понимала, что продолжает думать.

Сначала ей показалось несправедливым, что парень дерется с ней, девушкой. Потом она прикинула, где несчастный щенок, чтобы паче чаяния его не раздавить. После этого ей пришла мысль, что два серых, которые пока стояли неподалеку и не ввязывались в драку, могут со щенком удрать или вступиться за дружка, тогда она точно ничего не сможет сделать.

Маша изогнулась, широко раскрыла рот, изо всех сил обхватила зубами ухо красного и сжимала зубы до тех пор, пока не раздался вопль, а у нее во рту не разлился вкус крови.

Красный с ревом оторвался, чем сделал себе еще больнее, оба серых пока топтались на месте.

Маша вскочила, огляделась и, неудовлетворенная результатом, подобно разъяренной кошке, вцепилась ногтями в окровавленную физиономию маленького изверга и провела крепкими ногтями, сильно их вжимая, сверху до самого его подбородка.

– Вали отсюда, свинячий потрох! – Маша задыхалась, ее трясло. – Проваливай, скверна, хомяк безнадежный!

– А-а-а! – заорал красный, лицо его, перекошенное болью и испугом, сочилось кровавыми полосами. А Маша все налетала и налетала, норовя снова добраться до головы парня, она не могла остановиться, и мысли покинули ее.

– Дура! Гадина! – Держась за ухо, выл покусанный, но вдруг остановился. Машины щеки полыхали, окрашенный кровью рот перекосился, скрюченные пальцы снова развернулись к его лицу. Она облизала губы, вкуса крови не ощутила, присела, подняла с земли осколок кирпича и неожиданно для себя прошипела:

– Не уйдешь, хана тебе, тварюка потная, ночной горшок! Считаю до трех! – И подняла руку. – Раз! Два!

На «три» мальчишки бежали.

Маша успела услышать, как красный обещал двум серым что-то пренеприятное. Она оглянулась, подскочила, схватила щенка, лежащего в неживой позе мордой вниз, в ужасе перевернула…