С перевязанным на манер адмирала Нельсона глазом я вышел из операционной.

Но даже одним глазом я увидел по улыбающимся лицам врачей, что операция прошла успешно.

Но настоящее испытание началось для меня, когда пришло время снять повязку. Да, после операции глаз продолжил видеть, но он смотрел на мир совсем под другим углом, не так, как привычно это делал относительно здоровый правый глаз.

В итоге я все видел, как бы в двух экземплярах. Я ел суп из двух тарелок двумя ложками, и было проблематично не ошибиться с их конечным маршрутом. Перед собой я видел не одну, а двух жен и, что совсем странно, обе были моими любимыми.

Но если серьезно, я просто не мог продолжать свою работу, и это было мучительней всего. Часами я лежал на кровати, глядя на картину на противоположной стене, и всеми силами пытался сфокусировать оба глаза на одном участке рамки.

Едва раздвоенность стала менее заметной, я снова уселся за компьютер. Уж больно мне не терпелось сделать свой первый видеофильм о курортном Светлогорске. А когда он получился, я понял, что могу выпускать полноценные версии видео-учебников с показом самого процесса проектирования и закадровыми разъяснением каждой детали.

Нечего и говорить, что я испытывал огромный подъем от того, что угроза потерять зрение миновала. За что я был безмерно благодарен Елене Олимпиевне. На консультации, которые мне предписывали являться сначала ежемесячно, а потом раз в квартал, я стремился записаться непременно к Саксоновой. И это, несмотря на то, что очереди к ней были намного длиннее и она, как будто, даже и не пыталась соблюдать время приема. Как-то жена не выдержала и сказала, что с некоторыми пациентами Елена Олимпиевна разговаривает не как с больными, а как со своими старыми знакомыми.

– Ты знаешь, мне кажется, что это она ними прощается, – как-то непроизвольно вырвалось у меня. И, к сожалению, я оказался прав.

Так уж получилось, что в частную клинику, где мне делали несколько лет назад делали операцию, я попал только через год после кончины Елены Олимпиевны.

В клинике мне сказали, что смерть пришла ночью и была легкой.

Она просто заснула и уже не проснулась.

Но для них это было страшным ударом.

Мне даже показалось, что из клиники ушла душа. Ее душа.

А вместе с ней ушли и ее больные, для которых она, как мне кажется, была не только окулистом, но и психотерапевтом и бог знает кем еще. Во всяком случае, сразу бросилось в глаза почти полное отсутствие посетителей и неразговорчивость персонала.

Доктор попенял мне за то, что я не приходил на консультации почти три года, на что я кратко ответил, что так сложились обстоятельства.

Честно говоря, я не пришел бы и сейчас, но что-то постоянно кололо мне в углу прооперированного глаза. Доктор посмотрел, мне показалось, даже как-то крякнул, и сказал, что это вылезла пломба.

Я ждал от него еще каких-нибудь комментариев на этот счет, но он только коротко заметил:

– Так бывает.

Он, видимо, помнил, чем я занимался и поэтому спросил, издаю ли я по-прежнему свои диски.

Не вдаваясь в подробности, я ответил, что эта деятельность уже в прошлом. Я поймал издательство на воровстве, а оно, вообще, разорвало со мной отношения и теперь издает мои диски пиратским способом.

– А вы не пытались с ними судиться? – спросил он.

Я ответил, что это бесполезно. Все попытки бороться закончились для меня инсультом, от которого я до сих пор как следует не оправился.

Например, я практически перестал чувствовать боль.

Разумеется, я не стал ему говорить, что переживаю далеко не самый лучший период своей жизни. Прошлый закончился, а до нового я еще не созрел.