Совсем недавно на запрос о ней в интернете, я обнаружил несколько не просто отзывов, а целых литературных произведений, которые только подтверждают мою мысль.

Нашел я и большое стихотворение Беллы Ахмадулиной «Пациент», которое она написала в начале лета 2002 года и посвятила его Елене Олимпиевне Саксоновой.

Я так и не понял кто конкретно был героем этого произведения, и в каком отделении МКБ она сама лежала. Вот несколько строк:

Лазер смотрит в зрачок и становится сродствен

тайнам лба, из него добывая слезу.

Его под руку водят, и никнет он к сёстрам,

те пасут ходока, как меньшую сестру.

Они ушли почти вместе: Белла и Елена, в ноябре 2010 года.

Елена Олимпиевна долго и тщательно обследовала меня, а потом, вынося диагноз, не стала ни приукрашивать, ни усугублять положение.

Сказала все как есть.

На одном глазу отслойка большая, и здесь необходима срочная операция, а на другом сетчатка тоже не в лучшем состоянии, но здесь можно все поправить с помощью лазера.

Мое положение осложнялось тем, что ремонт проходил как раз в офтальмологическом отделении больницы, где все было разорено, а редкие больные лежали в коридорах. Кроме того, предстояло выбрать и метод операции.

Она рассказала, что есть два способа решить мою проблему: по методу, разработанному в клинике Федорова и другой, более щадящий, который применяла раньше она, а сейчас используют ее ученики.

Елена Олимпиевна «на пальцах» объяснила мне первый и второй методы и я, разумеется, выбрал щадящий, тем более, что испытать на мне первый метод сотрудник клиники, которого Елена Олимпиевна «отловила» в МКБ, активно отвертелся.

– А Вы? – с надеждой спросил я, когда мы на такси отправились на другой конец Москвы к другому ее ученику, – Вы не делаете больше операций?

– Я уже не делаю, но я могу быть консультантом во время операции.

– А на моей операции – будете?

– Я очень постараюсь, – как-то почти по-родственному ответила она.

Как всякая женщина, она очень уклончиво говорила о своем возрасте.

– Мне уже семьдесят, – сказала она однажды, хотя ей было семьдесят пять. Чувствовала она себя, очевидно, неважно, и мне пришлось пару раз подхватывать ее, чтобы она не упала, когда мы шли до такси.

Транспорта в предзимней Москве было полно, и мы добирались сквозь пробки очень долго. Елена Олимпиевна на переднем сиденье без конца оборачивалась к нам и рассказывала, что один ее ученик, как раз тот, к которому мы ехали, сумел пробиться через бюрократические препоны и организовать частную клинику.

Раз в неделю он заезжает за ней в МКБ, и она ведет прием своих больных в его помещении.

– Представляете, – говорила она в каком-то даже восторге, – он и денег мне за это приплачивает!

Клиника, оборудованная на первом этаже многоквартирного дома, оказалась небольшой, но весьма уютной. Елена Олимпиевна провела меня через приемный покой, где было, несмотря на довольно позднее время, полно народу.

Меня удивило, как много больных было с ней знакомо, и как она здоровалась со всеми, называя их по именам.

Хозяин, моложавый, спортивного вида мужчина, приветливо встретил нас и, переговорив с Саксоновой некоторое время наедине, тщательно меня осмотрел. Затем они еще некоторое время обсуждали мой случай, и, наконец, приняли решение.

Операция была назначена на следующий день. Кроме того, мне необходимо было сдать анализы крови, для чего пришлось обращаться в частную лабораторию.

Операция была платной, и стоила она не дешево. Я занял деньги у сына, пообещав расплатиться после получения от издательства очередного роялти за проданные диски.

Внезапный переход от отчаяния к надежде привели мою психику в очень подвижное состояние, и я почти с восторгом слушал во время операции, как ласково воркуют между собой Елена Олимпиевна и ее ученик.