– Только посмотри на это! Еще красивее, чем у Будена. Как думаешь, Жандрет, попробуем продать ее?

– А ты знаешь того, кто может хорошо заплатить за такую штуку и не сообщить в жандармерию о торговле крадеными вещами?

– Да, ты прав. Сдается мне, это хорошая возможность задать небольшой урок нашему мсье моднику.

Жандрет поднял скрипку над головой. Я закрыл глаза и приготовился услышать треск дерева, ломающегося о бетон. К моему удивлению, звука не последовало.

– Что ты тут творишь, гнусный крысеныш?

Я открыл глаза и увидел светловолосую девушку, схватившую Жандрета за руку.

– Ой! – крикнул он. – Отвяжись от меня! – Но девушка лишь усилила хватку. – Ох!

– Ты вернешь ему инструмент, Жандрет, а не то я скажу мадам Ганьон, что вы двое вскрыли кладовку и украли бисквиты.

– У тебя нет доказательств, ябеда!

– Думаю, крошек под твоей кроватью будет достаточно, Морис. – Девушка указала на дверь, где мадам Ганьон курила сигарету и наблюдала за младшими детьми. – Если я сейчас побегу к ней и расскажу, она тут же проверит, и ты знаешь об этом.

Морис и Жандрет обменялись взглядами.

– Зачем тебе этот червяк? Разве ты не видишь, как он богато наряжен? У него водятся деньги, и он пришел сюда поиздеваться над нами.

– Не все на свете хотят унизить тебя, Морис. Жандрет, отдай ему скрипку.

Жандрет помедлил, и девушка закатила глаза.

– Ладно, как хочешь. – Она повернулась к зданию и повысила голос: – Мадам…

– Ладно, ладно, – вмешался Жандрет. – Вот. – Он вырвал руку из ее хватки и вручил мне скрипку. – Тебе всегда нужны девчонки, чтобы постоять за себя? – прошипел он.

– Довольно! – сказала моя спасительница. – Бегите отсюда, глупцы.

Морис и Жандрет неохотно отступили, но последний лягнул сломанный футляр от моей скрипки, отлетевший в сторону. Девушка пошла за футляром и вернула его мне. Я сидел на земле и баюкал скрипку, словно больного щенка.

– Извиняюсь за них. Я бы не стала принимать это близко к сердцу, они гадко ведут себя со всеми. Давай я помогу тебе.

Она стала собирать бумажки, которые разлетелись в стороны, пока я препирался с мальчишками. Потом посмотрела на верхний листок.

– Ты не можешь говорить? – Я покачал головой. – Боже, а я удивилась, почему ты не кричал. Как тебя зовут?

Я быстро перебрал листки и нашел нужный.

– Бо?

Я кивнул, и девушка залилась смехом. Звук был таким приятным, что мне показалось, будто мое сердце вот-вот остановится.

– Мне нравится твое имя, Бо. Зачем ты носишь скрипку?

Я пожал плечами и невольно улыбнулся. Потом достал ручку из кармана и начал писать.

«Как тебя зовут?»

– Да, извини. Меня зовут Элле. Рада познакомиться, Бо.

20 марта 1929 года

Мсье Иван настоял на том, чтобы я присоединился к играм в сиротском приюте «Apprentis d’Auteuil» и получил ценный опыт восприятия от общения с другими детьми. Он думает, что если я заведу друзей, то мировое бремя будет снято с моих плеч и я стану лучшим скрипачом. Я уважаю его волю, и в последние несколько дней я ездил туда на ланч по вторникам и на вечерние прогулки по пятницам. Я благодарен за новые переживания и понимаю, как мне повезло попасть в щедрую семью Ландовски. Многие дети из приюта потеряли родителей во время Великой Войны. По правде говоря, мне довольно трудно знакомиться с другими людьми. Я не могу крикнуть, чтобы мне кинули мяч, или распевать стишки во время игры в классики. Тем не менее я решительно настроен стать скрипачом-виртуозом, поэтому буду продолжать. В «Apprentis d’Auteuil» я познакомился с девушкой, которая мне очень понравилась. Ее зовут Элле, и ей все равно, что я не могу говорить. Она гораздо больше интересуется музыкой и несколько раз просила меня поиграть на скрипке. Признаюсь, я еще не набрался храбрости для этого, но не из страха перед другими детьми (хотя, по моему опыту, это обоснованное беспокойство). Я так боюсь разочаровать ее, что замираю от тревоги. Ее золотистые волосы и голубые глаза наводят меня на размышления об ангелах, а мысль об исчезновении ангела невыносима для меня.