Чтобы проиллюстрировать это в разговоре с родителями, я обычно использую такой образ: представьте, что мозг, с которым мы родились, – это двухэтажный дом. Снаружи все выглядит идиллически. Войдите в парадную дверь, и вы увидите полностью обустроенный первый этаж и даже сияющую новую кухню. Глядя на первый этаж, кажется, что можно хоть сейчас въезжать в этот дом. Это символизирует базовые функции: сердце, которое бьется само собой, дыхание и все жизненно важные эмоции, которые есть у нас с рождения – страх, счастье и рефлексы. На этом этаже есть все необходимое для жизни.
Но все, что вам нужно, чтобы жить хорошо, находится на верхнем этаже. Способность размышлять и планировать, понимать последствия наших действий, думать нравственно, а также понимать эмоции, которые бушуют в нас, и справляться с ними. У большинства взрослых на втором этаже опрятно и чисто, но у маленьких детей все выглядит так, как будто даже лестница наверх еще не достроена. Перила не закончены, не хватает ступеней, и почти невозможно подняться наверх. Кроме того, там царит полный хаос: не окрашено, трубы в стене протекают, нет мебели и обои наклеены только наполовину. Чтобы верхний этаж хорошо функционировал, нужно много времени для формирования взрослого мозга с крепкой лестницей между этажами.
Легко забыть, насколько детский мозг отличается от взрослого. Мозг детей и подростков только формируется. Они испытывают сильные чувства, но еще не могут справляться с ними: у них еще не проложен легкий путь наверх, на второй этаж. Когда мы просим маленького ребенка подумать о последствиях чего-то, мы ждем от него слишком многого. Бесполезно запирать его в комнате и просить подумать о своем поведении, ожидая, что потом он скажет: «Извини, я не хотел». У детей плохо с рефлексией и планированием, пониманием мотивов своих действий, поскольку все это находится на верхнем этаже мозга. Чтобы туда пробиться, им придется постараться. Такие уж мы есть. Вот одна из главных причин, по которым детям так нужны взрослые.
Самая большая ошибка взрослых в том, что они считают это проблемой морали. «Он просто испытывает меня», – говорим мы иногда. Или: «Она делает это, чтобы меня позлить». Когда ваш ребенок раз за разом тянет на себя жалюзи, он не думает о вашей реакции – просто жалюзи выглядят интересно и издают удивительный звук. То же самое и с потрескивающим огнем, гладкой бутылкой вина или дочиста протертым экраном телевизора. Когда вы делаете выговор маленькому ребенку, крича на него или пытаясь вызвать у него чувство вины, вы учите его одной-единственной вещи: это вы страшный, а не жалюзи.
Нельзя просить маленьких детей пересмотреть свое поведение или взять себя в руки просто потому, что они на это не способны. Лишь с возрастом у нас формируется способность понимать, принимать меры предосторожности и видеть себя чужими глазами. Когда ребенку исполнится 6–7 лет, его мозг начнет меняться и развитие будет идти все быстрее и быстрее. До тех пор мы должны помогать ребенку. Он будет смотреть на нас, учиться, глядя на наше поведение, и в конечном счете выстроит собственную хорошо функционирующую лестницу и полностью оборудованный верхний этаж.
Но на это нужно время, много времени. Наш мозг не полностью развит примерно до двадцати пяти лет, когда финальные кусочки пазла встают на место.
Пару лет назад в мой кабинет пришел десятилетний мальчик по имени Лукас. Он был одним из тех детей, которые не могут не понравиться: большие, широкие глаза и робкая улыбка, способная растопить сердца, но заставляющая его опускать глаза на землю. Школа по согласованию с родителями организовала ему встречу со мной. Вспыльчивый характер Лукаса часто прорывался в школе, и он вымещал гнев на учителе и своих товарищах, был непопулярным и внушал страх. Как я уже говорила, контролем над сильными чувствами мы овладеваем достаточно поздно, и десятилетний мальчик, такой как Лукас, не может полностью осознавать последствия своего поведения. Дети обижают своими словами сильнее, чем хотели бы. Они часто используют эмоции для того, что не могут выразить по-другому. Лукас не мог сказать: «Я очень зол, потому что чувствую себя невидимкой, а дома творится полный хаос». Только через постоянную злость он мог выражать то, что все идет не так, как должно.