Нашептав крохе желание, я выпустила оркиса за дверь. Тот покрутил мордочкой туда–сюда и уверенно пошел в сторону кают–компании, откуда доносились разговоры и смех офицеров. Я занервничала, боясь, что котенка обидят, даже пробежала на цыпочках через салон, желая вернуть котенка, но услышала голос мужа:

– Смотрите, кто к нам пришел!

***

В ожидании возвращения оркиса я так и уснула, сидя у двери – боялась не услышать его. Меня разбудили крики и топот множества ног, грохот чего–то тяжёлого, передвигаемого по полу, и непривычный для уха скрежет корабля. Я почувствовался толчок и сильный крен – корабль спешно разворачивался. Бутылка с водой поползла к краю подноса – именно это обстоятельство заставило меня подняться и кинуться удерживать бутылку. Но до нее я не добралась. Пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы остаться на ногах.

Сердце громыхало почище барабана, в который на пристани бил немезиец, а первобытный страх мешал ясно мыслить. Хотелось бежать наружу, чтобы убедиться, что ничего ужасного не происходит. Неизвестность – вот, что страшило больше всего. Еще беспокоило отсутствие оркиса. Лард малыша не бросит, я была уверена, но вполне возможно, что ему сейчас не до котенка.

– Нельзя выходить, пока за мной не пришли! – убеждала себя я, подхватывая ленту, змеей сползающую по тумбочке. Наскоро заплела косу. Хорошо, что я так и не разделась.

Я торопливо оправила смятое платье и потуже затянула поясок. Серое, немаркое, с небольшим воротничком и пуговицами в ряд, платье было из походных и не требовало жесткого корсета. В тон к нему шли такие же практичные туфли – из кожи и на шнуровке. На корабле не до каблучков, здесь требовалось твердо держаться на ногах. Я это знала, потому что не раз ходила с отцом на верфи и обратила внимание, как глупо выглядят леди и лорды, что явились поглазеть на очередное произведение корабелов в атласе и бархате. Словно беспечные райские птички, забравшиеся в стаю умных воронов.

Громыхнуло так, что заложило уши. Судно качнулось. От страха я присела. Открыла рот, пытаясь избавиться от временной глухоты. Просто чудо, что во всем этом грохоте и треске я расслышала мяуканье. Распахнув дверь, я подхватила испуганного Плюха, который тут же сунул мордочку под мой воротник. Оркис весь промок, и сердце его стучало часто–часто.

– Боже! Да что же там происходит?

Неизвестность и отсутствие королевского посыльного, который, если бы мог, давно прибежал, толкнули меня на безрассудство. Скользя по стенам рукой, я вышла в салон, а оттуда перебралась в кают–компанию, где творилось невообразимое: меж болтающихся гамаков сновали матросы и офицеры, открывали амбразуры и ослабляли удерживающие пушки снасти.

Страх за судьбу корабля погнал меня дальше – на палубу. Сумрачное утро окрасило все серым цветом. Тревога чувствовалась не только в позах моряков, застывших в полном вооружении у левого борта, но и в воздухе. Я заметила матроса, того самого, что приносил ужин – он напряженно всматривался вдаль. Чуть поодаль от него заряжали орудие – команда действовала слаженно, сосредоточенно, в движениях чувствовалась уверенность, что немного меня успокоило. Судьба корабля в надёжных руках.

– Это он только предупредил, – произнес седовласый матрос, возвращаясь к прерванному разговору. – Поэтому ударил рядом.

«Он? Кто он?»

– Чего фарикиец от нас хочет? – откликнулся его сосед. Я, заслышав, что речь идет о ком–то из Фарикии, вся вытянулась, встала на цыпочки, но ничего не увидела. Лишь серое море.

– Вам лучше вернуться в каюту, – знакомый матрос заступил передо мной, закрывая обзор.  – Здесь оставаться опасно.