Трагедия произошла незадолго до того дня, когда Герману должно было исполниться десять лет. Он с нетерпением ждал этого приятного и значимого для него события – его первого юбилея, возвещавшего об окончании детства (очень трудного детства, которое для него так внезапно закончилось), начале отрочества и юности, следующих этапов в его жизни.

– Ах, Герман, Герман, я никогда не была для тебя хорошей матерью, – как-то разоткровенничалась Лариса, заливаясь слезами. Она будто чувствовала, что вот-вот покинет этот мир вслед за своим мужем. – Сколько раз я ругала и поднимала на тебя руку! Мне так стыдно… Пожалуйста, прости меня! Я не достойна иметь такого замечательного сына, как ты.

– Мама, не говори так! – не сдержался Герман и тоже заплакал. Прозвучавшие слова пролили ему бальзам на сердце, и в то же время ранили. – Мне не за что тебя прощать! Ты такая, какая есть, и я очень люблю тебя!

– И я тебя тоже, – улыбнулась та, нежно прикоснувшись к его щеке, покрасневшей от её недавней пощёчины.

Внезапно её осенило: она никак не могла быть той обезумевшей женщиной, которая в припадке ярости то и дело била своего любимого сына! Да-да, её, скорее всего, просто использовали какие-то злобные сущности, завладевшие ею, чтобы причинить вред не только ей, но и близким людям! Находясь в здравом уме, она никогда бы не посмела поднять на Германа руку, который души в ней не чаял! А Николай? Разве она позволила бы ему уйти из дома и провести ночь где-то на улице? Нет! Настоящая Лариса не была способна сделать ничего плохого.

– Это была не я, – покачала головой Лариса. – Не я! Ты веришь мне, Герман? Я бы никогда не причинила тебе боль! Я бы, я бы…

– Я знаю, мама, знаю, – успокаивал Герман, взяв за руку. – Что было, то прошло, и я не сержусь на тебя.

– Правда? – произнесла она, словно из последних сил.

Горе, вызванное смертью Николая, и мучившее её чувство вины перед сыном окончательно подкосили несчастную женщину.

– Да, правда. Как я могу сердиться на мать, которая родила и вырастила меня? А на отца? Послушай, уже очень поздно, и нам обоим пора спать! Пойдём, я помогу тебе, мамочка.

Лариса кивнула и, слегка опираясь на Германа, нетвёрдой походкой направилась к себе в комнату. Позже, лёжа в кровати, она по привычке достала сигарету и закурила. Размышляя об очень важном для неё разговоре с сыном, она сама не заметила, как заснула…

Герман проснулся от едкого запаха дыма, наполнившего его комнату. Резко вскочив с кровати, он в панике огляделся по сторонам и увидел чуть поодаль жёлто-оранжевые языки пламени, жадно и с треском поглощавшие всё вокруг. Ещё немного, и они добрались бы до него, но он успел схватить одежду и выбежать в гостиную, которая уже была почти полностью охвачена огнём.

– Мама! Мама! – неистово закричал Герман, закрывая руками лицо.

Его глаза слезились от едкого дыма, а тело испытывало такой сильный жар, словно его засунули в печку. Нужно было скорей выбираться из дома, пока его горящие стены не рухнули и не погребли заживо! Но, прежде чем выбежать, он должен был спасти свою бедную мать…

– Мама! – снова закричал он, кашляя и с трудом уворачиваясь от падающих на него обугленных головёшек. – Где ты?! Я иду к тебе! Иду!

Едва Герман пнул ногой дверь, точнее, то, что от неё осталось, которая вела в комнату матери, как натолкнулся на непроходимую стену из огня. Ему ничего не оставалось, как отступить назад и направиться к выходу через кухню, заваленную частью обвалившегося потолка.

Стоя перед непреодолимой преградой, он вдруг услышал какие-то громкие голоса и шум – это пожарные пытались проникнуть в полыхающий дом.