– Во даёт! – воскликнул Николай, ни на минуту не отходивший от барной стойки. За то недолгое время, что он находился в клубе, он уже успел изрядно набраться, как и его жёнушка. – Что ни говори, а мне нравится, как играет этот старый пердун!

– Смотри-ка! – вдруг заметила Лариса, с хмельной улыбкой наблюдая за Германом. – Похоже, наш сынок балдеет от его музыки! Ты когда-нибудь видел его таким счастливым, сосредоточенным и спокойным? Я – нет. Интересно, что происходит с нашим чадом?

А случилось нечто невероятное. Каждой клеточкой своего тела вслушиваясь в удивительные по красоте и благозвучию мелодии, доносившиеся со сцены, Герман, казалось, возносился на недосягаемую высоту от счастья. Его будто подменили: впервые в жизни он почувствовал, что у него не было нужды куда-либо бежать, о чем-либо беспокоиться, суетиться, а его чрезмерно подвижному, словно перескакивающая с дерева на дерево обезьянка, уму, не знавшему покоя, – впервые захотелось взять «таймаут». Как факир, умело играя на дудочке, магическим образом гипнотизировал змею, таким же образом и пианист, виртуозно играя на рояле, воздействовал на Германа, всецело захватив всё его внимание. Звуки, льющиеся свободным, мощным потоком, завладели им, удивительным образом войдя в резонанс с теми прекрасными звуками, которые постоянно звучали в его голове. Как они были похожи!

Когда пианист закончил играть, Герман, окрылённый, не чувствуя под собой ног от восторга, устремился к нему под аккомпанемент несмолкающих оваций. И ничто, казалось, не могло его остановить, даже землетрясение.

– Сын, а ну с-стой! – не ожидавший такого поворота событий, Николай безуспешно пытался схватить мальчика за рукав. Но, как говорят: ищи ветра в поле. Карлсон, одним словом…

– Герман, вернись немедленно! – не на шутку испугалась Лариса, потеряв его из вида в толпе. – Ну, держись, маленький проказник, я тебе задам перцу!

Взбежав на подмостки, где стоял маэстро, Герман безо всякого стеснения, по-детски, крепко прижался к нему. Получилась достаточно милая и в чём-то символичная картина, которая вызвала у благодарных слушателей искренние улыбки: два поколения людей, одно – уже отживающее свой век, а другое – только-только начинающее свой жизненный путь, встретились на сцене жизни, чтобы запечатлеть прошлое с его опытом, ошибками и достижениями, и будущее, с его надеждами и светлыми ожиданиями, в моменте «здесь и сейчас».

Именно в этом отрезке времени, именуемом настоящим, в Германе родилось страстное желание в будущем стать тем, кого будут знать и уважать; кому будут рукоплескать и бросать под ноги цветы; кем будут восхищаться и гордиться.

Неожиданные объятия юного слушателя привели артиста в лёгкое замешательство. Он слегка похлопал мальчика по плечу, оценив смелость, а затем, не переставая одобрительно улыбаться, взял за руку и подвёл к музыкальному инструменту.

Усадив его рядом с собой, он жестом указал на клавиши, словно хотел сказать: «Играй, дружок, а мы тебя послушаем!»

У Германа от волнения пересохло во рту, однако он, совершенно не беспокоясь о том, получится ли у него сыграть что-либо путное или нет, неуверенно пробежался по клавишам. Воздух тотчас же сотрясли хаотичные звуки, которые затем, на удивление всех присутствующих, начали складываться в какие-то замысловатые мелодии, на ходу придуманные Германом. Конечно, они были далеки от совершенства и нуждались в тщательной доработке, но, тем не менее, его импровизация заслужила свою порцию аплодисментов.

– Молодец! – похвалил пианист, оценив по достоинству «игру» мальчика. – Из тебя получится отличный музыкант!