– Нет, папа, – вставила вдруг своё слово златовласка – так дочку любила называть мама. – Я обязательно стану учительницей, и когда-нибудь у меня будет своя собственная школа!

– Ишь ты подишь ты! – засмеялся довольный Алексей Викторович, прижимая к себе дочку, в которой души не чаял.

Он был готов исполнить для неё любое желание, даже самое невозможное. С его-то деньгами и положением в обществе, о которых мечтают многие люди, он мог сделать всё, что угодно. Ну, или почти всё…

– Вот видишь, – с гордостью сказала Варвара Иннокентьевна, – она уже точно знает, чего хочет!

– Ну что ж, – вздохнул неравнодушный к выбору дочери отец. – Время покажет. А пока… не будем торопить события. Как у нашей красавицы дела в школе?

– Сегодня получила ещё одну «пятёрку», – ответила девочка, показывая родителям дневник. – По английскому языку. Вчера по немецкому, а позавчера по французскому…

– Ух ты! – обрадовался Алексей Викторович, усадив её к себе на колени. Каково же было его удивление, когда тот, взглянув в её дневник, не увидел ни одной плохой оценки. Все они были только отличными, и больше всего их было по английскому, французскому и немецкому языкам. – И в кого ты у нас такая… Такая «языкастая»?

– Есть в кого, – озорно улыбнулась Варвара Иннокентьевна. – Конечно в меня! А также в свою бабушку, которая владела двенадцатью иностранными языками!

– Да? – удивился он. – А я и не знал… Ты никогда не говорила мне, что твоя мама была полиглотом.

– Und Sie war also eine Lehrerin, – картаво, по-немецки, добавила златовласка, проговаривая каждое слово. Похоже, учёба в престижной школе явно шла ей на пользу. Недолго думая, она перевела свою фразу на французский: – Et also elle a été enseignante. А затем на английский: – She was also a teacher…

– Чего-чего? – не понял Алексей Викторович, чувствуя себя полным профаном в иностранных языках. Затем, вспомнив, что когда-то изучал английский – это спасло его от неминуемого конфуза, – улыбнулся: до него, наконец, дошёл смысл сказанного его развитой не по годам дочерью: «Она была также и учительницей».

– Теперь ты понимаешь, почему она хочет стать учительницей? Это заложено в её в генах. Ею являюсь я, ею была когда-то моя мама, а также моя бабушка. У нас целая династия педагогов!

– Вот как… – задумался глава семейства. – Что ж, это мне по душе. Если нашей красавице суждено стать учительницей, то она непременно ею станет.

Уже с самого раннего возраста Герман осознал, что ему будет крайне непросто добиться чего-то в жизни. Нелегко ему давалась учёба в школе, а общение со сверстниками, для которых тот уже успел стать объектом для насмешек и даже оскорблений, не доставляло никакой радости. Мальчик чувствовал себя чужим в их компании. Он не верил в собственные силы, и это очень сильно угнетало его, убивало всякое желание что-либо делать.

«А зачем? – думал он, глядя на свой исписанный красными чернилами дневник, в котором не было ни одной хорошей оценки, ничего, что вызвало бы на его лице улыбку. – У меня всё равно ничего не получится…»

Это убеждение прочно укоренилось в его сознании. Получалось, что у мальчишки не было ни единой, пусть хоть самой малой, крупицы радости в жизни. Ни единого повода гордиться собой.

Возможно, успеваемость Германа была бы выше, если бы его родители, живи они в достатке, выбрали для него школу получше, а не ту, где «отбывали свой срок» дети из неблагополучных семей – в таких школах, как правило, качество преподаваемых знаний оставляло желать лучшего, да и учителя в них не отличались большими стараниями. Однако, это мало бы что изменило – к нему требовался особый подход, который до сих пор никто не мог найти.