От душевной боли ему захотелось закурить. Но сигарет не было. После аварии, в результате которой он получил травму позвоночника, при каждой выкуриваемой сигарете начинался приступ кашля, сильно мутило, часто кружилась голова (как сказал ему один врач, это ещё малоизученные и очень редкие симптомы). Поэтому легче было отказаться от курения, чем ему поддаваться.

Директор Центра реабилитации и её свита вернулись на первый этаж, и Вера туда же переместила Романа. И в тот же миг… женщина в белом обернулась в его сторону.

В руках у неё были бумаги. Она обратила взор на них, стала читать для кого-то какие-то фамилии. Затем посмотрела по сторонам. Вокруг неё, как дети у новогодней ёлки, уже сидели инвалиды в своих колясках. Она им что-то говорила, говорила, улыбаясь. Видеокамера в руках оператора вращалась то влево, то вправо…

Вера снова отошла и снова вернулась. Встала за спиной у Романа. Она что-то у него спрашивала, а он её слышал, но не слушал. Поглядывал на эту директоршу в белом. И всё происходящее напоминало ему картину одного художника, на которой был изображён белый, величественный лебедь среди непроходимого серого болота… Поглядывал и узнавал в директорше ту самую Алину и… Не верил в это. И больше всего на свете хотел, чтобы она его не узнала.

Но как только он об этом подумал, возникшая ситуация «выкатила» Романа из тени. Что же произошло?

Да просто подошедший к Алине Алексеевне директор Дома инвалидов стал с ней о чём-то беседовать и вдруг указал в сторону Романа. И она тут же подошла к нему.

«Куда ж тут денешься с подводной лодки?.. Да ещё на инвалидной коляске» – признался он себе и мгновенно оробел, скукожился, как напакостивший мальчишка, застигнутый врасплох. От невозможности куда-либо скрыться он зажмурил глаза…

– Здравствуйте, Роман Сивцов!

Первые мгновенья ему казалось, что это галлюцинация. Затем – что директорша обращается не к нему.

Но вот она снова называет его имя и фамилию и добавляет:

– Вы меня слышите?

«О, блин! Это её голос. Это точно она» – прошептал он себе самому, прежде чем открыть глаза.

А ещё в его взбудораженном сознании мелькнула, как спасательный круг, шальная мысль:

«А не прикинуться ли мне дурачком?»

Но Роман не ухватился за неё – противно стало – и открыл глаза.

Открыл и…

Увидел перед собой встревоженное лицо Веры.

– Сивцов, вам плохо?

Он мог лишь мотнуть головой. И не поднимать глаза в сторону Алины.

Не поднимал их даже после её повторно-терпеливого:

– Здравствуйте, Роман Сивцов!

Он молчал, как глухонемой. Лицо Веры исчезло с его горизонта.

Алина присела на уровне его глаз и сказала:

– Роман! В связи с проводимой нами акцией вы будете моим подопечным.

«Куда ж тут денешься с подводной лодки?..»

Он был вынужден посмотреть на неё. Посмотрел и изумился. Она стала ещё прекраснее. И тот же ослепительный взгляд.

«Какие у неё всё-таки удивительно выразительные глаза!..» – заметил он и подумал о том, что красота её, действительно, особая, какая-то очень натуральная.

Да, это была та естественная, не брендовая, красота, которую не создают, а лишь подчёркивают (хотя порой и искажают) разными оттенками эксклюзивная косметика, супермодная одежда, драгоценные украшения и другие женские штучки. Эта красота ваяется изнутри – изяществом сил душевных.

От переполнявших его впечатлений, смешавшихся с чувством двойного стыда, Роман был не в силах ответить на приветствие.

«Она меня не узнала?» – закралась в его сердце надежда, и он смог лишь тихо-тихо произнести своё запоздалое:

– Здравствуйте…

Медсестра Вера снова куда-то отошла. Они остались вдвоём.

– Роман, я тоже отойду. К журналистам на минут пять. И тут же вернусь. Я быстро.