– Представишь своих друзей? – спросила она у своего спутника.
– И правда. Где ж мои манеры… – виновато протянул только что усевшийся Орвил. – Это Финдар.
– Рад знакомству! – сказал молоденький представитель Блуда с высоким заливистым голосом. – К слову, это я выпустил в вас ту стрелу.
– Спасибо, что предупредил… – недовольно прогудела Неамара.
– Мстить хоть не будете? – хохотнул он и зачерпнул ложкой остатки овощного супа.
Орвил продолжил озвучивать имена сидящих рядом:
– Арах.
– Рыженькая… да еще и породистая. Все как я люблю! – с интересом оглядывая ее, облизнулся упитанный представитель Чревоугодия.
– Ага. Только смотри в порыве бешеной симпатии не съешь ее, а то Америус в отместку нас иссушит досуха, как ты осушил сидр, – смекнул о его грязных мыслишках черт, временно отвечающий за неприкосновенность баронессы. – И Тас.
Тасом звали парнишку-призрака, сидевшего по правую сторону от Неамары. Грех Уныния задумчиво смотрел в окно и совсем не планировал возвращаться к реальной жизни и тем более завязывать новые знакомства.
– Он, как вы поняли, предпочитает молчать, – объяснил его неприветливое поведение Орвил. – Что пить будете? Сидр, морс или воду? – поторопился спросить у Неамары черт, увидев приближающуюся к ним официантку.
Баронесса выбрала морс.
– Чего изволите? – суетливо поинтересовалась официантка.
– Дорогуша, – елейным тоном произнес представитель Блуда. – Демонесса будет тушеное мясо с грибами и морс, а я сидр.
– Мне можно тоже повторить! – тряся опустевшим стаканом, крикнул Арах уже вслед убегающей официантке.
Паук понадеялся, что его услышали, ибо в горле, судя по хриплому звучанию, уже давно пересохло. У Чревоугодий жажда, как, впрочем, и голод росли быстрее, чем у других, по понятной на то причине.
– Неамара, так? – переспросил Арах, но она даже не удостоила его кивком. – Хотите, я вам поподробнее расскажу и покажу, что здесь к чему? Познакомлю с нужными грехами. А если пожелаете, могу и приютить в своем доме. Места у меня предостаточно.
– У нее уже есть покровитель, и уж куда солиднее, чем твоя ненасытная харя! – рьяно защищал честь новой знакомой Орвил. – Сбавь обороты! Гордыня тебе не по зубам.
– Знаешь ли, за такое и врезать можно! – пересохшее горло превратило крик Араха в трескучее шипение. – Да и мне казалось, что мы живем в обществе, свободном от стереотипов. А значит, я волен строить отношения с кем пожелаю, не задумываясь о расовых различиях.
– Благодарю за предложение, но мне не нужен покровитель ни в лице Америуса, ни в лице кого-либо еще, – наконец ответила Неамара. – Орвил, и я в силах говорить сама за себя, когда обращаются ко мне. Негоже ругаться друзьям по всяким пустякам.
– Прошу прощения. Хотел как лучше, – заметно обескураженный ее словами черт извинился, почесывая голову от неловкости. В этот самый момент подоспел их заказ, и конфликт Орвила с товарищем загладился сам собой.
Черт тут же прильнул губами к принесенному сидру, и баронесса с таким же рвением взялась за деревянные столовые приборы.
– Эй! А как же… – огорченно развел руками Арах, проглотив остаток своей незаконченной речи. – Да и черт с этим сидром!
– Не забываем о главной причине нашего пребывания в Мире Тьмы – об искуплении, – рассмеялся Орвил и вновь глотнул на зависть другу холодненький шипящий напиток. – Один не залитый в тебя стакан убережет твою душу от разложения.
– Ты лучше за своим разложением следи! – Гром, раздавшийся из приоткрытого окна, усилил ненависть, с которой это выпалил представитель Чревоугодия. Кажется, у них не бывало и дня без ссоры.
На удивление, на гневную реплику Араха ответа не последовало, и на время трапезы воцарилась столь желаемая Неамарой тишина. Демонесса даже забыла о существовании своего безучастного соседа и вспомнила о нем, лишь когда потянулась за тканевыми салфетками. Тас хотел услужить ей, но медлительный нрав паренька вновь подкачал. Когда его рука только выглянула из-под стола, девушка уже успела вытереть рот. Съеденное за пару минут Неамарой, казалось, совсем не заглушило чувство голода. Но этот малозначительный дискомфорт уже отошел на второй план. Теперь первостепенной проблемой стала сосущая душевная боль. В одночасье она лишилась всего: и имения, и титула, и родины, и даже себя.