– Тогда это будет не Пушкин, если мы говорим о его сочинениях.

– Редакция произведения приводит к утрате авторства или искажению авторской мысли?

– Любая редакция приводит к изменению авторского слова, значит, и к искажению мысли. Либретто оперы того же «Евгения Онегина» значительно упростило содержательную сторону романа. Но Чайковский, которому в написании либретто помогал его друг поэт-любитель и актёр Шиловский, относился к роману Пушкина деликатно. Принимая во внимание условия сценического жанра, можно говорить, что язык и стиль романа в значительной мере сохранены. Относительно авторства, ты понимаешь, что мы смотрим и слушаем оперу Чайковского, а не роман Пушкина. – Светлана считала полезным в разговорах с мужем не только дополнять его знания, но и направлять мысли в нужное русло.

– А что о современных трактовках классики? – напомнил Гребнев.

– В театре стало обычным, когда репертуар переделывают в духе времени. Предлагают новации в художественной форме, экспериментируют с визуальным восприятием, звуковым и световым оформлением, могут отойти от первоначального текста произведения, делают смысловые намёки на события из текущей жизни. Радикальные варианты, далёкие от исходного оригинала, объясняют авторским ви́дением постановщика. Кто хочет – тот ходит смотреть. Твой знакомый режиссёр тоже не отстаёт. В его театральной студии недавно поставлен спектакль по рассказам Чехова, где танец и пантомима заменяют текст. В подходе нового нет, интересно то, как сделано.

– Спасибо, дорогая, очень помогла, – сказал Гребнев.

– Пожалуйста. Пойдёшь с нами на каток?

Гребнев ответил, что хотел бы, но должен подготовиться к поездке, и напомнил, что ночью отправляется в Санкт-Петербург. Светлана произнесла, что и без того помнит, а на семью можно потратить два часа своего драгоценного времени. Гребнев настоял, что дело важное, и, сказав спасибо за завтрак, сразу удалился в кабинет.

Он сел за рабочий стол и разложил перед собой листы справки, с которой не расставался вторые сутки.

– С танцами понятно, теперь – современные слова. Чтоб тебя… Сажин, в следующий раз сам придумаю химеру на твою голову, – ворчал Гребнев, понимая, что приятель ни в чём не виноват. – Не хотелось копаться, так приходится.

Вчерашние разговоры в подпитии привели к тому, что в его мыслях разбередилась тема дуэли, и забыть её просто так Гребнев уже не мог. Общее правило в работе политических консультантов заключалось в том, что технология политконсалтинга предполагала обнаружение смысла и придание значения любому тезису, если они созвучны текущему моменту и могут быть полезны. Обоснован ли тезис или требует обоснования, соответствует смысл истине или нет – значения для Гребнева не имело: недостатки всегда устранимы, а использовать тезис или новую идею на пользу дела можно без оговорок, если нужно. В голове же у Олега Петровича и без того свербела заноза о причастности власти к дуэльной истории.

«О намеренном устранении Пушкина никто не говорил. Говорили, что слова привносят свой смысл в историю, а новые слова – новый смысл, кто поспорит? Почему я залип в историю дуэли? Потому что столько времени Пушкин на уме, в голове ношу вопросы, а ответов нет».

Звуки из других комнат не слышались. Гребнев был один, никто не подглядывал через плечо. Светлана и Катерина уже ушли на каток.

Он включил ноутбук, приготовил ножницы, клей-карандаш, чистую бумагу и авторучку. Разложенная справка покрывала большую часть поверхности стола.

Гребнев подумал, что раньше уже рассуждал о возможности устроить политический конфликт на смерти Пушкина и рассматривал дело со стороны критиков теории заговора власти, а теперь сам займётся сочинением версии о спланированном убийстве поэта.